Д. Бедный — эпиграмматист
Д. Бедный написал множество эпиграмм. Они рассеяны в газетах, в «книгах для посетителей», некоторые из этих шуток осели в Собрании сочинений. Этот раздел заключает в себе занозы, шутки, экспромты трех родов: едкие, жгучие, как кислота, бой-остроты, направленные против политических врагов, — это первая группа; далее следуют стрелы, посылаемые во внутреннего врага (пьянка и пр.). Наконец, сюда относятся дружеские, благодушно-отеческие забавы, каламбуры, адресованные в веселую минуту другу-писателю или поэту или общественной организации и пр. Игристый юмор их бьет ключом и содержит отповедь или протест или порицание; эти шутки полны такого искреннего расположения, что сердиться из-за них немыслимо. Истинный смысл и внутреннее значение эпиграмм этого рода поймет всякий, если он только не мещанин, — как об этом сказал Гейне. Вот оно, это высказывание:
Филистеров — этот народ
Тупой, узколобый, тяжелый —
Не след никогда задевать,
Хотя бы и шуткой веселой.
Но те, у которых в душе
Есть много и шири и света,
Под шуткой откроют всегда
Слова и любви и привета.(Г. Гейне. «К сведению», пер. П. Вейнберга.)
Никто и не сердится на Демьяна Бедного: ни Жаров, ни Малашкин, ни «Автодор», — никто! Все чувствуют в поэте-эпиграмматисте друга и товарища. Может быть, кое-кого оцарапала или уколола иная шутка: что же? Эпиграмма без соли и острых приправ немыслима. Решительный ум не страшится ни смелых заключений, ни злобливости филистеров; дружеские эпиграммы Д. Бедного доставляют одинаковое удовольствие и читателю и тем, против кого они направлены.
По поводу одной из эпиграмм видный литературный критик и публицист N пишет Демьяну Бедному восторженное письмо, заканчивающееся так: «... думаю, что нечто подобное испытывали современники от эпиграмм Пушкина».
Эпиграмматист обычно импровизатор, ибо острое заключение должно разрешиться неожиданно и быстро. Эпиграммы Демьяна Бедного все сплошь экспромты. Знакомство с черновиками убеждает нас в этом.
В настоящее время еще не опубликованы многочисленные Демьяновы шутки, рожденные на лету: в разговоре, на театральном представлении, в поезде, при посещении выставки и т.п. Некоторые не вошли потому, что носят личный характер, другие печатать преждевременно. Все эпиграммы Д. Бедного отличаются одною сходною чертою: острое и неожиданное заключение разрешает некую напряженность, созданную при открытии эпиграмматической речи. Эпиграмма — стихотворение малой конструкции; подчас она слагается из двух строк, чаще всего — из четырех, шести, восьми. Эти немногочисленные стихи должны быть ёмки. Они тонко построены и заключают в себе антитезу с контрастирующими образами, или каламбурную игру слов, или гротескный сдвиг, или иносказательный диалог, или забавную загадку, или сравнительную характеристику и пр. Эпиграмма несколько замысловата, всегда экономна и экспромтна. При всем том в Демьяновых эпиграммах некоторые строки так выразительны, что откристаллизовались в афоризмы. Эпиграмма нередко сопряжена с условиями и приемами, придающими ей характер буриме. В самом деле, в эпиграмму составными частями входят фамилии или географические обозначения или технические термины и пр. При экономности эпиграмматического жанра и при необходимости сосредоточения внимания на финальных пунктах — названные обозначения (фамилия, технический термин и пр.) обращаются в заранее данную рифму. Как-то журналист Н. Коробка выступал против большевиков. Демьян Бедный вооружается цитатой из статьи Коробки, ставит ее в качестве эпиграфа и записывает блестящую эпиграмму:
Большевистская демагогия!..(Н. Коробка).
Про «демагогию» слова
И — к удивлению — не робко!
Я думал: пишет голова,
Ан, оказалось — Коробка!(Собр. соч., т. I, стр. 112.)
Естественно, что вся едкость эпиграммы в финальном разрешении: последним словом четверостишия должно быть коробка. Это и есть заданная (поэтом себе самому) рифма. Творческое вдохновение отправляется от целевой рифмы, и ею именно предопределяется общий замысел кусающей шутки. Тот же прием мы наблюдаем в эпиграмме «И там и тут»... Вот она:
Из речи Литвинова-Фалшсного.
Из газет.
На фабрике — отрава,
На улице — расправа.
И там свинец и тут свинец... Один конец!(Собр. соч., т. I, стр. 261).
Здесь слова: отрава, расправа, свинец, конец — могут быть рассматриваемы как заранее данные! рифмы. Эпиграмма эта отличается от многих других жутким своим колоритом, обусловленным общим настроением, ситуацией и связанными с общею значимостью стихотворения рифмованными окончаниями. Отчетливое обнажение границ стихотворных строк усугубляет композиционное значение рифмованных словообразований и делает их центром внимания, чем в данном случае разрешается задача поэта-эпиграмматиста. Ряд эпиграмм построен на каламбурной игре слов. Поэт берет слово прогибишен, что означает по-английски запрещение, и играет этим словом, жонглирует до тех пор, покуда первоначальное значение испаряется, притупляется и остается лишь звучальное восприятие, ассоциирующееся с русским прогибистый, пропадать, погибельный... Иногда поэт обращается к игре омонимами — слонами одинакового произношения, но различного смысла. Так построена Прекрасная горькая шутка, написанная в 1914 году, но не напечатанная при старом режиме: «Родное»1 и мн. др.
Эпиграмма — это лаконическая миниатюра. Ее пунктуация, лапидарность текста, сжатая выразительность требуют большого мастерства. Все это тем настоятельнее необходимо, что Эпиграмма обычно рождается сразу во всей своей завершенности. Эпиграмма имеет сходство с разговорной остротой. Она обычно строится на двоичных ритмах. Двухсложной стопой характеризуются и Демьяновы эпиграммы (довольно много хореических). Но Демьян ввел новый оригинальный вид эпиграммы, записанной райком, что сближает этот жанр с импровизационным народным творчеством. Скоморохи старой Руси были подчас одаренными импровизаторами. Эту традицию — в искривленном виде — продолжал ведь и масляничный балаганный дед.
Эпиграмма в России была в моде уже со времени журнального оживления 60-х годов XVIII века. Щеголи и светские люди запасались ими, отъезжая «в свет». Остроумие, колкие насмешки, стихотворные апофегмы были в большом ходу. Но наши эпиграммы — в отличие от французских — носили аполитический характер, ибо политическая эпиграмма не могла процветать в условиях «процветания» цензуры. Поэтому русская эпиграмма повернула в русло личных колкостей, и жанр эпиграмматический быстро иссяк. Пушкин внес оживление в эпиграмматический строй. Но большинство его эпиграмм тоже носит личный характер. Впрочем, немало у него эпиграмм, преследующих цели литературной полемики. К сожалению, до сего времени не установлена принадлежность Пушкину таких эпиграмм на царей, как «Едва царем он стал», или «Великой государь» и др. К сомнительным в смысле принадлежности их Пушкину относят знатоки и «Александровскую колонну» и др. В таком случае политических эпиграмм пушкинских остается совсем немного. Впрочем, суть совсем не в количестве их: важно то, что великий поэт обращался к противоправительственной эпиграмме, и важно также то, что эти стихотворные стрелы пользовались невиданным успехом.
Политическая эпиграмма после Пушкина претерпела перерыв почти в 80 лет. Только в руках Д. Бедного — 1905 год не дал хороших эпиграмм — эпиграмма вновь распустилась невиданными цветами. Остроумие, живая форма, летучесть — все это необходимые условия доброкачественной эпиграммы. Но этого мало. Нужна еще идея, одухотворяющая эту маниатюру. Безыдейная эпиграмма — кимвал бряцающий, стихотворный фокус версификатора. Существенно важно, чем вызывается язвительная взволнованность поэта: чисто субъективными переживаниями или социальными мотивами? Разве могут пушкинские эпиграммы чисто личного значения итти хоть в какое-нибудь сравнение с его же эпиграммами «На Александра I»!
Эпиграмматист обычно должен чувствовать близкого противника: объект явзительности должен быть где-то тут неподалеку. Все эти Каченовские, Булгарины, Хвостовы слишком докучливо попадались на пути Пушкина; цари (Александр I, Николай I) чересчур часто и назойливо о себе напоминали, вот почему все «они, пронзенные насквозь, рядком торчат на эпиграммах». Демьян Бедный ощущает близость таких противников, как Муссолини, Чемберлен... Это свидетельствует о тончайшей психике поэта. Тут, разумеется, сказывается и дух времени: все мы знаем и Макдональда, и Пилсудского, и др. Но для многих из нас эти имена — лишь словесный знак, вызывающий ряд известных представлений. В некоторых политических речах, в иных статьях, и даже в карикатурах часто неотвратимо чувствуешь, что автор с холодностью оперирует привычными символами Чемберлен, Бриан, Чан Кай-ши, — читай: английская буржуазия, французская, китайская. В этом случае мы имеем дело с рассудочным воздействием на читателя или зрителя. Но истинно-художественный образ волнует нас подобно непосредственному переживанию, затрагивая самые чувствительные стороны нашего существа, Д. Бедному дана особая социальная чувствительность, чем обусловлены и поэтические его восприятия. Д. Бедный обладает острым, игривым умом и в разговоре часто и живо шутит. Иногда, в удачливые часы, его речь — это солнечный каскад, роскошный пир свободной, интимной беседы. Здесь временами мерцают искры тех острот и шуток, что впоследствии отвердевают в эпиграммы. Может быть, поэтому эпиграмма Д. Бедного построена в виде развитой реплики или диалога. Монологические эпиграммы ему не свойственны, хотя тирада и входит в его общий репертуар.
Демьян Бедный написал около сотни эпиграмм. Большинство их относится к последним двум — трем годам литературной деятельности. Все помнят его остроумные фарсы по поводу некоторых театральных постановок. Звучат еще в ушах дружеские шаржи на то или иное неудачное литературное произведение. Но этот род шуток — эпизод в деятельности Демьяна Бедного: самые колкие его стрелы пронзают политического врага. Эпиграммы на Чем-берлена, на Муссолини, на белоэмигрантов незабываемы. Вспомним «Дипломатический занавес» или «Пьед-а-тер» или «Романовский маршрут», о котором писали в течение месяцев во всех эмигрантских газетках. Занозистая шутка «Эх, случай упустили!» вызвала смерч писем в редакцию «Известий» и в адрес самого поэта. В газетах появляется сообщение, что Англия производит давление на греческое правительство с целью восстановления на троне бывшего греческого короля Георга. Тотчас появляется острое двустишие:
Расторговалися «новинкой»:
Кто — королем, а кто — коринкой!2.
Вот промелькнуло, мало кем замеченное, известие: «На новую модель автомобилей Форда поступило уже свыше 800000 заказов». Демьян Бедный не стерпел: мелкая хроникерская заметка ранила сердце поэта, —
От подобного рекорда
Злой берет меня задор.
Ах, когда ж, когда же Форда
«Перефордит» Автодор.
Жутким напоминанием слышится эпиграмма «Легко ошибиться»; звучит грустным смехом «Показательный пьяница»; сыплются колючки на Джойнсона Хикса, на Бриана, на Гайду, на проворовавшегося спеца... Вот эта-то политическая и общественная насыщенность и отличает Демьяновы эпиграммы от литературных шуток других поэтов. Эпиграмма Демьяна свежа именно этим своим неоценимым качеством. Общественное свойство возвышает его эпиграмму, возносит на вершину и сообщает ей историческое значение.
Примечания
1. Собр. соч., т. I, стр. 290.
2. Мелкий дешевый изюм — предмет греческого экспорта.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |