Демьян бедный — баталист

Исследователи смеха утверждают, что мастер комического всегда драматург, а смех хорош лишь там, где он комедиен. Мастер смеха мыслит драматически. Его мысли, идеи немедленно воплощаются в лица; они движутся, жестикулируют, злобятся, смеются, а главное—они разговаривают, играют. Вот что придает демьяновской агитке живость, теплоту, осязаемость. Искусство агитационной поэзии ободряется остроумием, и эта окраска самая ценная. Но остроумие это — молниеносно-эффектная импровизация Остроумие питается пружиною экспромта, экспромта комических эскизов, смешных сценок, быстро рождающихся действующих лиц, и вот персонажи уже играют, автор тонко улыбается, зрители, читатели, слушатели хохочут... Агитка Демьяна Бедного — маленький театр, портативная, упрощенная сцена, а партер — вся рабоче-крестьянская страна. Драматическая сила демьяновской агитки, ее злободневная свежесть, насыщенность идеей, объединенность ее темы, цельность задачи и органическая связанность побуждают выделить его батальное творчество в отдельный цикл и рассматривать этот последний как объединенную агит-поэму «Богатырского боя». Ее, эту поэму, не забудут. Она станет предметом изучения; тогда будут вскрыты ее красоты и будет удивительно: как это современные поэту литературные критики проглядели такой шедевр, такой оригинальный, такой сочный, такой чрезвычайный.

В сущности, батальная школа Демьяна Бедного отлична от общепринятой. Традиционный баталист описывает бой, сражение, самый процесс схватки. Так живописует Пушкин Полтаву, так писал войну 1812 года Лев Толстой, так рисует битвы Торкватто Тассо в поэме «Освобожденный Иерусалим»...

Батальный жанр Демьяна в ином. Д. Бедный не доходит до самого боя непосредственно. Он организует подготовительную работу, вплоть до команды: «По неприятелю, рота, пачками!..» Далее этого он не идет. Самый момент схватки, драматизм ее, техника боя не записаны у Демьяна. Суть в том, что его батальная поэзия имеет непосредственной задачей подготовку к бою. Пушкин и Толстой имели целью увековечить исторические события и писали долго спустя после самых событий. Демьян имеет целью вдохновить бойцов на сегодня и завтра. Пушкин и Толстой рисуют сражение. Демьян посылает в сражение. Первые вдохновляются войной; Демьян вдохновляет на войну. Если у Демьяна кое-где и фигурируют образы схватки, то это лишь неизбежные статисты, детали и украшения главного. Призыв к бою, истолкование его необходимости и значения, задачи Красной армии — вот главный мотив батальной поэзии Демьяна Бедного. Все остальное — аксессуары. Демьянов батальный жанр — это призыв: в бой на врага! Призыв этот доказал свою мощь, он оправдал тот род художественной литературы, что попирается кое-кем; агитка Демьяновой школы — классическая агитка; она будет оценена во всей своей оригинальности, новизне и силе.

В составе нашего героического эпоса мы имеем образчик такого же рода агитационной поэмы: «Слово о полку Игореви» — это агитка, публицистика в поэтических образах. Анонимный автор этой тенденциозной былины никто иной как придворный публицист великокняжеского двора Святослава III Киевского. В чем суть «Слова»? — Совсем не в описании боев; не это составляет главную пружину поэмы. Сражения, бегство дружин, плач Ярославны — это лишь аксессуары, правда, талантливо выполненные. Цель произведения совсем в ином: в создании общественного мнения, в подготовке к боям.

Вторая половина XII века характеризуется, с одной стороны, разложением Киевского княжества, а с другой — напряженной борьбою с половцами. Эту борьбу пытался объединить киевский Святослав Всеволодович: задача настолько же насущная, насколько нелегкая для киевской дружинной Руси в эпоху напряженного антагонизма между юго-западной и северо-восточной Русью. Князь Игорь-северский, движимый честолюбием, выступает против половцев самостоятельно: результат получился плачевный. Автор «Слова о полку Игореви» ищет утверждения военного авторитета Киева как противополовецкого центра: вне этой объединяющей комбинации все начинания обречены. Таково задание.

Кто писал эту поэтическую прокламацию? — Не один ли из тех киевских деятелей, о коих автор так живописно повествует

И рькоша бояре князю (киевскому):
— «Уже, княже, туга ум полонила»...

И — кто знает — может быть, печаль-туга эта имеет своим источником не столько гибель северских дружин, сколько ослабление значения киевского престола...

Неудачливый поход северского князя Игоря состоялся в 1185 году, а в 1187 году написано произведение, имеющее целью организовать настроение удельных князей к общему походу на половцев под командой киевлян. Пойдете врозь — будете разбиты: вот идея произведения. Это — художественное воззвание, так сказать, лидера киевской антанты. Непосредственная тенденция отодвинута искусно за кулисы, а у рампы разыгрывается страстная трагедия разгрома Игорева предприятия. Битвы описаны умно. Дерутся-то воины хорошо, но это бесцельно. Что толку: поражение предопределено. Автор и льстит удельным перестолам, и пугает их, и уже намечает счастливый путь исхода... в объединении под эгидой Киева.

Суть здесь не в батальных картинах, а в обреченности князя, сепаратно выступающего. Всё и вся против него: и «ветри, Стрибожи внуци», и «кровавые зори», и «синии мълнии»... да что говорить! Игорь еще только выступил в поход, а «уже бо беда его пасеть птичи по дубию»... что ж тут говорить. Нечего и начинать такое предприятие, что с самого начала обречено на гибель... Автор — тонкий агитатор, художник-гипнотизер. Как бы невзначай, между прочим, он заканчивает один из разделов средоточием печали: «тоска разлияся по Русьской земли; печаль жирьна тече среди земли Русьскыя»... Где причина? — Князья действовали врозь: «князи сами на себе крамолу коваху»... Тяжелая картина, скорбная, а тем временем «погании сами победами нарищуще на Русьскую землю, емляху дань по беле от двора». Так заканчивается печальный фрагмент. Где же выход? Напряженный думою, сосредоточенный скорбью читатель-слушатель ждет с нетерпением развязки, совета, указаний... Глава следующая именно с того и начинает, что указует выход: «Святъславь грозьный, великый киевьскый грозою, бяшеть притрепал (половцев), своими сильными пълкы и харалужьными мечи; наступи на землю Половецькую, притопта хълмы и яругы, възмуты реки и озеры, иссуши потокы и болота. А поганого Кобяка из луку моря, от железных, великих пълков половецких яко вихр выторже. И подеся Кобяк в граде Киеве, в гриднице Святъславли»... А сепаратные князья своими выступлениями мешают этому успеху; весь свет удивляется легкомыслию Игоря, изничтожившего успехи великого Киева: «Немци и Венедицы, ту Грецы и Морава поють славу Святъславлю, кають князя Игоря»... Даже международное общественное мнение мобилизуется публицистом. Все средства убеждения пущены в ход.

«Слово о полку Игореви» — это воодушевленная агитация, пламенный, страстный призыв.

Существовавший когда-то псевдонаучный взгляд, будто летописцы-писатели древнего времени были бесстрастными и даже беспристрастными наблюдателями совершавшихся событий, — давно опровергнут. «У каждого из них были свои местные политические интересы, свои династические и областные сочувствия и антипатии... Отстаивая своих князей и свои местные интересы, летописец не чуждался желания по-своему изобразить ход событий, тенденциозно связывая и толкуя их»... Так пишет Василий Осипович Ключевский1. И дальше продолжает: «Под пером летописца XII века все дышит и живет, все безустанно движется и без умолку говорит; он не просто описывает события, а драматизирует их, разыгрывает перед глазами читателя»2.

В. О. Ключевский истолковывает этот характер летописанья как «дидактическую задачу» автора записи, — но это и составляет элементы агитации. Еще полнее проникнуты «дидактической задачей» песни той эпохи: поэмы, составленные ad hoc, к данному случаю, на злобу дня. Их было много.

«Слово о полку Игореви» — не историко-героическая поэма, имеющая отдаленную задачу воздвигнуть памятник великому событию. Нет, страстный, взволнованный тон этой повести отражает ее непосредственную задачу. Она пишется наспех, в промежутке между боями, через два года после неудачного похода Игоря, и, может быть (по мнению автора «Слова»), накануне новых боев. Во всяком случае даровитый автор поэмы знал хорошо, чего он добивается своими стихами и какие цели он преследует. Он поэт-агитатор, а самое произведение его представляет доподлинную агитационную воззвание-поэму, агитку в высоком смысле этого слова, агитку боевого призыва.

Укажем еще на одну батальную агитку из другой эпохи, из времен Крымской войны, — «Англичане в Троянской брани. 1854. Москва. В Университетской типографии. 1855 г.». Эта стихотворная агитка бездарна и нагла. Вот как она объясняет причину войны:

Русский царь хотел спасти
Тех, что турки извести
Тщатся ряд столетий, —
Всех восточных христиан,
Коих давит злой Осман...

Разумеется, англичане зря решились помогать Турции. Где же причина этого обстоятельства? — В политической структуре английского «вольнодумного» народа; собственно, если хотите, англичане вовсе и не христианский народ, —

Из исчадия пород
Есть отверженный народ,
Чающий Мессии...
Между сонмом англичан
Бездна есть еврейских чад...
Под защитою страны,
Где умы развращены
Общим вольнодумством,
Там ученые жиды,
Пожинают уж плоды...

Посему объединимся и «вдарим» на защиту веры православной, против турок-нехристей и англичан-нехристей... Агитка эта была рассчитана на массового покупателя и отпечатана была с большой быстротой; но успеха она не имела, не имела по той же причине, почему провалилась агитация белогвардейцев в гражданскую войну 1918—1920 годов.

Примечания

1. «В. О. Ключевский. «Курс русской истории». Ч. I. Лекция VI.

2. Ibid.

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница

Статистика