3. Демьян Бедный — большевик-подпольщик. Годы перед революцией (1911—1917)

Время растерянности и малодушия скоро прошло. Разбитый в схватке с царизмом, рабочий класс стал поднимать голову и собирать силы. Влияние заграничной, ленинской, группы социал-демократических большевиков росло; ликвидаторы и «хвостисты» все более и более теряли кредит в рабочих районах. Развивалась большевистская подпольная работа, на ряду с которой наша партия (тогда формально лишь — фракция) пользовалась и всеми легальными возможностями для выявления требований пролетариата и для агитации среди рабочих.

Одной из наиболее крупных побед, одержанных пролетариатом в царской России, было создание большевистской периодической печати.

Под угрозой постоянных конфискаций, арестов, штрафов создаются наши первые подлинно-рабочие «легальные» газеты — «Звезда» и «Правда».¹ Постоянно вынужденные из легальных превращаться в нелегальные, менять названия, редакторов, приостанавливаться и терпеть всяческие ущемления, наши газеты все же всеми «правдами и неправдами» существуют на протяжении трех с половиной лет, с конца 1910 г. до начала войны, когда они были окончательно закрыты, чтобы возродиться в 1917 году, в революционной России.

В эти годы Д. Бедный уже нашел свою дорогу. Он быстро становится одним из главных и крупнейших деятелей большевистской печати. На него обращает внимание и критика. Перед ним любезно открывают двери редакции лучших наших «толстых» журналов.² Нечего и говорить, что среди читателей-рабочих Д. Бедный сразу завоевал огромные симпатии и стал своего рода «рекламой». Так как наши газеты вынуждены были постоянно изменять названия³ и официальных редакторов, то читателям трудно было иногда с первого взгляда определить, «их» ли это газета. Но если рабочий видел на первой странице басню Д. Бедного, он смело покупал газету: раз Д. Бедный пишет, стало быть газета «наша».

Этот период в жизни и творчестве Демьяна можно назвать с полным правом «подпольным». Газеты постоянно подвергались конфискациям⁴, многие стихотворения Демьяна Бедного зачеркивались цензурой. Во время войны он почти совсем вынужден был «замолчать». Как в былые пушкинские времена, когда революционные стихи «в печати не бывали», басни Д. Бедного распространялись в переписанном виде, заучивались наизусть и проникали в самые глухие рабочие уголки, — усиленно будили мысль, организовали классовое сознание.

Как пришел Д. Бедный к большевизму и каким образом оказался одним из главных работников нашей партийной печати, он и сам хорошенько не знает. Как-то вышло это само собою. Жизнь так воздействовала на него, что в конце 1910 г. или в начале 1911 г. он стихийно потянулся к большевистской печати. Любопытные подробности о первых шагах Д. Бедного в качестве сотрудника большевистских газет передает тов. Н. Полетаев.

«Однажды в редакцию ("Звезды" — Н.Ф.), — пишет он — зашла женщина, как оказалось, жена поэта, и, обращаясь ко мне, спросила, будет ли напечатан материал, присланный в редакцию Придворовым. Я порылся в папке рукописей, присланных в редакцию, нашел там два стихотворения, подписанных Придворовым: "Праздник" и "Сынок"; вижу — вот тот материал, который необходим для газеты. Я ответил, что стихотворения пойдут в следующем номере, решив про себя, что с такими стихотворениями есть расчет пустить номер даже на конфискацию.⁵ После напечатания этих двух стихотворений автор их зашел в редакцию и познакомился с нами...»⁶

Демьян быстро стал «своим». И если в «Звезду» он пришел, еще как незнакомец, неуверенный, примут ли его, напечатают ли его стихи или бросят их в редакционную корзину, то в создании «Правды» он уже сам принимает деятельное и активное участие.

«Для Демьяна, как и для других участников, было большим торжеством присутствовать при рождении, т. е. при выпуске № 1 "Правды", — рассказывает т. К. Еремеев. — Когда, после тщательной приправки, из машины стали вылетать уже "настоящие" номера газеты, Демьян Бедный, стоя около счетчика машины, так был поглощен радостным зрелищем, что не заметил, как, нагибаясь к счетчику, он обмакивал полу своего нового "первого в жизни" пальто в ведерко с типографской краской, стоявшее на полу у машины.

Он тогда кончал университет, а машина рабочей газеты обмакивала его в типографскую краску, во имя большевиков, во имя рабочих, во имя крестьян, крестила его быть певцом пролетарской борьбы отныне и до скончания жизни».⁷

Это «крещение» в типографской краске, которой печатался первый номер нашей «Правды», явилось, действительно, прекрасным символом.

Любовно вспомнил об этом эпизоде недавно и сам Д. Бедный в стихотворении «О самом близком»:

Во дни оны, — пишет он, —
Когда буржуазных газет выходили миллионы,
Выдался счастливый, счастливый вечерок:
Верстали мы «Правды» первый номерок...
Смотрел я на «Правду» с такой нежной лаской,
Что не заметил, как присел на ведро
С типографской краской...
А товарищам потеха,
Валятся от смеха:
— «Ай, пола-то, пола какова!
Не горюй, голова!
Это так называемое Пятно несмываемое,
Большевистская, значит, печать,
Чтоб сразу тебя отличать».
Товарищи были пророки:
Прошли немалые сроки,
Я нередко в почетном углу сажуся
На советском празднике том или ином,
Но ничем я так не горжуся,
Как моим большевистским, правдистским пятном...

Скоро обратил внимание на Д. Бедного и сам В.И. Ленин: 7-го апреля 1912 г. из парижской ленинской группы, выражая, несомненно, мысли самого Владимира Ильича, писали в редакцию «Правды»:

«Кто это у вас Дем. Бедный, — очень талантливо пишет. Не может ли на ликвидаторов басню написать? Хорошо бы».⁸

Около этого времени началось и знакомство Д. Бедного с В.И. Лениным, пока, конечно, лишь заочное. Демьян Бедный относился к Ленину, разумеется, с огромным уважением и доверием, даже жаловался ему на редакцию «Правды», когда там пошли некоторые нелады в связи с проникновением туда провокатора Черномазова. Был такой печальный момент, когда Демьян чуть было не ушел из состава сотрудников «Правды». Защиту он нашел во Владимире Ильиче.

«Необходимо привлечь Демьяна, — писали из ленинского кружка в редакцию от 13 февраля 1913 г. — Нужно для газеты талантливого юмориста. Он писал сюда очень дружественное письмо. Он хочет работать у вас, но его отталкивали. Он говорит, что не гонится за большими деньгами»...⁹

Отношения были налажены. Демьян Бедный стал профессионалом-писателем и партийным работником. Любопытно, что, будучи постоянно на виду у полиции, постоянно окруженный роем шпиков («даже на кухню, — вспоминает Е.А., — приходили — попросить напиться»), Д. Бедный благополучно избежал знакомства с царскими тюрьмами. В этом была своего рода политика. Подвергая всяким репрессиям рабочую печать, царское правительство, в то же время, по-видимому, сознательно до поры до времени ее терпело, так как это давало ему возможность легче учитывать настроения пролетариата и выслеживать его вождей. Поэтому те несколько человек, без которых выход «Правды» был бы невозможен, как раз и оставлялись на свободе.

* * *

Обращаясь к творчеству Д. Бедного за этот период, прежде всего видим, что он пишет почти исключительно басни. Форма басни оказывается наиболее удобной, чтобы, иносказательно, «эзоповским языком», говоря о вещах как будто совершенно «невинных» и к политике никакого отношения не имеющих, вести большевистскую агитацию.

Некоторые критики¹⁰ считают, что басни — самое лучшее из всего, что писал Демьян. В значительной степени это суждение имеет свое основание.

Отзываясь на всё, что тогда волновало передовые пролетарские круги и широкие, еще не пробудившиеся к полной сознательности, рабочие массы, басни Демьяна столь ярки, столь остроумны, так насыщены меткими народными выражениями, что и сейчас, перечитывая их, испытываешь большое художественное наслаждение, хотя жизнь, на которую они откликались, давно уже отошла в прошлое, и многие лица и события, вызвавшие их, настолько сейчас забылись, что без специальных комментариев вся острота некоторых басен современному читателю уже не понятна.

Подражая, в общем, крыловской манере, Демьян Бедный является не рабом-подражателем, а вполне достойным учеником, наследником и продолжателем великого баснописца. Смелой и опытной рукой художника он набрасывает яркие картины современности, освещает новые отношения, вводит новые образы.

Деревня и город сменяют друг друга к баснях Демьяна Бедного. Порою попадаются поистине художественные картины, в которых виден тонкий знаток быта. Вот, например, колоритная сиенка деревенской жизни:

Савраска стал, разок-другой вздохнул,
  Упал и протянул

    Худые ноги

    Среди дороги.
Хозяин поскорей разматывать супонь,
Дышать коню в ноздрю то в ту, то в эту.
Не помогло. Ревет мужик, не взвидя свету.
Еще бы не реветь! Был у Мирона конь И — нету!

      («Конь и хозяин»)

А вот картинка провинциального города:

  Какой-то правый депутат
В губернский городок приехал на гастроли —
Не для погрома, нет, совсем в особой роли:
  Читать предвыборный доклад.
  Весь город потонул в афишах:
Афиши на столбах, заборах, фонарях,
  Афиши на ларях,
На будках, на домах и чуть ли не на крышах.

      («Гастролер»)

Или вот еще такое, немыслимое в крыловские времена, окончание одной из басен:

Тут старый граммофон закашлял, захрипел,
И, в черный свой кружок уставивши шпенечек,
  Уж так-то жалостно запел:
«По-о-следний но-о-неш-ний дене-е-чек...»

      («Иные времена»)

Вновь оживают и становятся под пером Демьяна Бедного вполне современными все типичные басенные животные. Тут и правитель-медведь, и его прислужница — лиса, и голодное зверье, которое устрашает Мишку своим дружным воем («Азбука», «Голь»), и волк — рыболов («Рыболовы»), душегуб («Аппетитное вранье») или «премьер-министр» («Опекун»), порою попадающийся впросак («Волк-правитель»), и зубастая шука-начальство с ее приспешниками — судаком, налимом («Ерши и Вьюны»); тут и свинья, думающая лишь «насчет помой» («Всякому свое») и желающая, чтобы ее «не гнали-б только от корыта» («Умница»), иногда, впрочем, носящая и генеральский чин («Свинья»), и прочие звери-аристократы. С другой стороны, в качестве угнетаемых мы находим — карася («Рыболовы»), щенка («Аппетитное вранье»), кур и овец («Опекун»), цыплят («Свинья»), Честными тружениками выступают муравьи («Муравьи»), собаки («Умница»), особенно — лошади («Всякому свое», «Пробуждение», «Пес»), Попадаются и характерные фигуры предателей, провокаторов («Пес», «Выродок»), — в виде жеребчика или щенка.

Кроме животных, Демьян Бедный выводит часто неодушевленные предметы: у него разговаривают шпага с топором («Когда наступит срок»), сапог с лаптем («Лапоть и Сапог»), кларнет с пастушечьим рожком («Кларнет и Рожок»), бочонок, банка с огурцами, пивная кружка и граммофон («Иные времена»), ухват, горшки, заслонка, солонка — с мужицкой деревянной ложкой, кончающей от горькой доли жизнь самоубийством («Ложка»), и т. д.

Как и у Крылова, у Демьяна Бедного часто действуют в баснях не животные, а люди, изображаемые обычно в положении угнетателей и угнетаемых, кулаков и бедняков, хозяев и рабочих. Перед нами проходят колоритные фигуры какого-нибудь Прова Кузьмина («Опека», «Веда»), или Пантелея Ильича («Свеча»), или Корнея Гордеича Дерунова («Дерунов 1001-й», цикл из 6-ти басен), по яркости изображения не уступающие персонажам Островского или Глеба Успенского.¹¹

С большим мастерством выступает Д. Бедный и в качестве переводчика басен и дает замечательный цикл знаменитых «басен Эзопа». Переведенные почти слово в слово с греческого подлинника, они, тем не, менее, оказались столь «современными», что цензура никак не хотела их пропускать и на все доводы отвечала: «Знаем мы этого вашего Эзопа».

По содержанию басни Д. Бедного чрезвычайно разнообразны, но тем не менее можно выделить несколько основных мотивов.

Главную твердыню, против которой тогда важнее всего было направлять стрелы — царско-полицейскую систему управления, приходилось штурмовать особенно осторожно и особо иносказательно. Царскую Россию в целом Д. Бедному приходилось изображать, например, под видом... Монголии, — страны, в которой правит самодержавный деспот:

От юных лет сей князь гневлив и зверски лют
И с тяжкой строгостью своей страною правит, —
Тесня поборами покорный черный люд,
Строптивцев без суда и давит он и травит,
Служа соседям образцом
По части крайних мер и всяких обузданий...¹², —

рассказывает Демьян и далее описывает ряд ужасных казней и мучений, которые придумывает князь Бадан для своих врагов («Монголия»).

Еще более иносказательно изображается царская Россия в басне «Дом» — под видом огромного, несуразного, вот-вот готового рухнуть дома, который всемерно эксплуатируется хозяином. Чтобы «отвести глаза». Д. Бедный приводит даже выписку из газеты (да еще из «Нового Времени») о том, как обвалился шестиэтажный дом, построенный из старого кирпича, но смысл ее был ясен. В написанном в 1920 г. послесловии Демьян лишь поставил «точку над п»:

«Дом» — сами знаете, стряслась над ним беда, —
«Хозяин» и «жильцы» из благородной кости
  Махнули кто куда —
  По большей части — к черту в гости...

Попытки правительства кое-как подлечить готовый рухнуть «дом» и усыпить общественное мнение обещаниями всякого рода свобод вызвали у Демьяна язвительные слова о «свободе... с опечаткой» («Опечатка»), о «копеечном огарке» и о «куцей конституции». Особый успех имела в свое время басня «Свеча».

Купчина во время бури на Волге, опасаясь несчастья, взмолился богу и обещал поставить свечку величиною в... мачту, чем привел в недоумение простодушного приказчика:

— «"Ты это что ж, Ильич? Про мачту-то... всурьез?
Да где же ты свечу такую раздобудешь?"
  — "Молчи, дурак, — умнее будешь!" —
  Хозяин отвечал сквозь слез:
Дай только вымолить скорей у неба жалость,
Чтоб я с моим добром остался невредим, —
А там насчет свечи мы после... поглядим...
  Укоротим, пожалуй, малость!»

Намек на невыполнение царским правительством манифеста 17 октября был слишком ясен.¹³

Остроумно высмеивал Д. Бедный и всю тогдашнюю административную систему, начиная от министров (басни: «Натуралист» — на министра внутренних дел Хвостова, «Верная примета» — на другого министра внутренних дел — Н. Маклакова, брата известного в то время кадетского депутата), губернаторов («Сезонное»), до мелких сошек — городовых, дворников («Администратор»).¹⁴ Отзывался Д. Бедный и на все более или менее крупные политические события того времени — от Ленского расстрела рабочих¹⁵, до Балканской войны. Группу метко бьющих в цель стихотворений написал он по поводу «щегловитовского» правосудия,¹⁶ особенно в связи с нашумевшим тогда скандальным процессом ни в чем не повинного еврея Бейлиса, обвинявшегося в фантастическом преступлении — «умучивании христианского ребенка» Ющинского, который, как выяснилось на суде, принадлежал к бандитской шайке и был прикончен «своими» («Аппетитное вранье», «Черное дело», «Убийца», «Разная мера», «Веста», «Портрет» и др.).

Много внимания уделял Д. Бедный государственной думе и политическим партиям. Дума в целом изображена им в язвительной басне «Притон». Становой перепорол мужиков по «ошибке». Мужички послали ходока Афоню с жалобой в думу, но тот толку не добился и приехал с печальными вестями, что от думы защиты ждать нечего, так как порка мужиков до крови считается там в порядке вещей, — «что, дескать, было так и будет повсегда». Услыхав такой ответ, мужики набросились на своего ходока, решив, что он был не в настоящей думе, а в «разбойничьем притоне».

Очень остроумны и басни, высмеивающие отдельных депутатов: В. Маклакова, который в думе распинался «за народ», а в качестве адвоката брался, — за огромные гонорары, конечно, — защищать отделенных мошенников («Маклаций»); Родичева, доказывавшего на своих лекциях о Герцене, что великий эмигрант был предшественником «кадетов» (одна из лучших басен — «Кукушка»); правого депутата Замысловского («Гастролер»), самою председателя думы Родзянко — под видом паши Али-Родзя («Evet effendim»), и др.

Из политических партий от Демьяна доставалось и «союзникам», этим царским фашистам («Союзники», «Правда», «Умница» и др.), и партиям либеральной буржуазии (прогрессистам, кадетам), но особенно — ликвидаторам и соглашателям-меньшевикам, с которыми в то время вела неустанную борьбу большевистская печать. Такова басня «Кашевары», с нравоучением:

Ох, ликвидаторы! Что долго говорить!
Нам с вами каши не варить! —

такова остроумная басня «Рыболовы», в которой рассказывается, как волк с лисицей вместе удили рыбку и, увидев в воде карася, стали каждый его уговаривать клюнуть свою приманку. Демьян же в нравоучение советует карасю:

Карасик! Что тебе лукавый «рыболов»?!
Не слушая его коварно-льстивых слов,
Себе, а не врагу в угоду,
Нырни поглубже в воду!

ясный намек на необходимость рабочим уйти в подпольные большевистские организации. Ликвидаторам — меньшевикам посвящены также басни: «Паук, муха и тела», «Честь», «Ерши и вьюны» и некоторые другие.

Но едва ли не самой существенной группой являются басни, в которых Д. Бедный старался показать малосознательным рабочим лицо их массовою врат — буржуазии, обрисовать отношения между эксплуататорами и работающими на них пролетариями и предостерегал от какого бы то ни было соглашения с хозяевами. Некоторые из этих басен принадлежат к числу лучших произведений Д. Бедного, достигая большой художественной изобразительности.

Вот перед нами «батрак Лука», который, к великому неудовольствию хозяина, захворал: у него рука —

  Вся вздулась почернела.
— «Ты что же, чертов сын, слоняешься без дела
  Из-за такого пустяка?» —
Хозяин. Пров Кузьмич, кричит на батрака.
  Кричит, не ведая того, что подоспела
  И на него беда:

к утру и сам хозяин —

  Свалился на манер снопа.
  Родные ошалели,
Бегут за знахаркой, зовут скорей попа.
У смертного одра сгрудилася толпа.
Бедняга Пров Кузьмич ревет, как зверь, от боли:
  — «Ай, помереть бы, что ли!..
Ай, братцы, силы нет!.. Ай, братцы, пропаду!..»

      («Кеда»)

В чем же дело? Какая такая страшная болезнь у хозяина? Оказывается — «у Кузьмича сел чирей на заду!»...

Сопоставление болезней хозяина и работника и отношения к ним говорило само за себя. Л. Сосновский по поводу этой басни справедливо замечает, что в таком виде Д. Бедный преподносил своим читателям теорию Маркса и его учеников «о противоречиях классовых интересов буржуазии и пролетариата» (Вводная статья к I т. Собр. соч. Д. Бедного, стр. XVI).

В другой басне хозяин в благодарность рабочим за нажитое их трудами богатство дарит им «купчую на пятьдесят могил» («Благодетель»).

Когда рабочие проявляли хоть тень организованности, у хозяев начинало животики подводить от страха. В басне «Поют» Д. Бедный изображает ужас одного «буржуя» перед тем, что его рабочие стали... петь хором. Басня начинается очень живой и колоритной сценкой: жена пристает к «заводчику» с ласками, «как банный лист»:

«...Бесчувственный... буржуй, капиталист!
  Фу, гадкий, гадкий...
  Как есть, тюлень!
Ну, как не стыдно, целый день
Все у тебя в уме расчеты да раскладки!..
  Хотя на часик их забудь.
Садись вот здесь... Вот так... Поговори со мною...
Ну, приласкай меня... Склонись ко мне на грудь...
    Побудь,
Как муж с женою!..»

Но «буржую» не до жениных ласк:

— «Ох, матушка, не до того!..
  Ты не заметила: рабочие... поют!
Поют с недавних пор, идя домой с работы.
Ох, эти песни мне покою не дают!
Попробовал певцов приструнить я построже, —
Так нет, спокойны все: ни криков, ни угроз.
Но стоит им запеть, как весь я настороже.
И слов не разберешь, а жутко... И по коже,
  Поверишь ли... дерет мороз!»

Для большей ясности Демьян присоединил еще также «нравоучение»:

Когда рабочий плачет,
Хозяин скачет,
Когда ж рабочий весел,
Хозяин нос повесил.

В другой басне купчина Дерунов видит страшный сон, от которого —

Ревет белугою: — «Ограбили!.. Разбой!..
У... воры... у... злодеи!...
  Вишь... грамотеи!..
    Каки
    Таки
    Идеи?!»
Гордеич, почернев, сжимает кулаки...

Оказывается, ему снилось вот что:

— «Вхожу я это в лавку...
  Иду к прилавку...
Приказчиков — ни-ни...
  Где, думаю, они?
  Зову. Молчок. Я в кладовую.
Ну, так и есть: все сбились в круговую
  Вот угадан ты — для чего?
Картишки? Пьянство? Ох, все б это ничего.
  А тут — взобравшись на бочонок,
Приказчичий журнал читает всем мальчонок.
  Микитка... чертов куль... сопляк,
Что из деревни нам зимой привез земляк...
— "Товарищи", — орет подлец: — "пора нам
  Обресть лекарство нашим ранам!
Пора хозяйскую нам сбросить кабалу,
Губившую наш ум, калечившую тело!..
Объединяйтеся! Спасенья час приспел!.."
    Ну, знамо дело,
  Я дальше не стерпел.
Грудь сперло Затряслись не то что жилы — кости!
Не разбуди меня ты вовремя, от злости
  Я б, верно, околел!»

      («Дерунов 1001-й», I, «Сон»)

Сон оказался «в руку»: вскоре один из самых преданных приказчиков заявил хозяину, что едет в Москву на приказчичий съезд. Купчина в ужасе:

  «"В Москву — на съезд!.." Убил! Зарезал! Доконал!..
  На съезде, дьяволы, затеют разговоры

    Про наймы, договоры,
Про отдых, про еду... Найдется, что сказать!
  Столкуются сынки с отцами,
  Сведут концы с концами.
Там долго ль круговой порукой всех связать?
Попробуй, сладь тогда с моими молодцами!
И выйдет: у себя ты в лавке — не хитро ль? —
  Сиди, как аглицкий король,
  Не на манер расейский:
Законами тебя к стене-то поприпрут»...

      («Съезд»)

И опять не даром тревожился Дерунов: хотя съезд и был разогнан полицией, но все же некоторые легальные способы охраны приказчичьего труда оказались возможными. Закатил как-то купчина кое-кому из приказчиков «по храпу», — думал, «воздействует», как бывало, ан нет:

Все — в крик. Кого-то там зовут по телефону.
Гляжу: каких-то два паршивца прут в лабаз:
— «За самодурство, мол, тово... мы по закону», —
  — «Закон? Здесь я — закон!
  Чего суетесь! Вон!»
  Зову городового:
— «Бери вот этого, такого-растакого,
И этого!» — Так что ж?
Ну, прямо в сердце нож.
Городовой-то к ним. Они ему бумажку...
С печатями, как след... Из думы депутат!..
Городовой сейчас и руку под фуражку:
— «Не наше дело, грит, их право... виноват!»
  Да, так-то брат...
«Не наше дело»! Чье же дело?
К паршивцам этим я опять (не так уж смело!):
    — «Вам, собственно, чего-с?»
Как объяснили мне, так я повесил нос.
Выходит, молодцам защита от союза.
Как еж л и у меня вновь... эта... кутерьма:
Обижу зря кого, аль хрясну там по роже, —
Союз меня — к суду, и... штраф или тюрьма!
Кузьмич! Ведь это — что же!?

      («Защита»)

Так пропагандировал Д. Бедный те слабые возможности защиты прав рабочих и служащих, которых в эпоху «куцей конституции» можно было достигнуть путем легальных и полулегальных мер и организаций. Но организованности среди рабочих масс в то время было так еще мало, что Д. Бедному постоянно приходилось напоминать о ней, пропагандировать самую ее идею.

Медведь-управитель пришелся зверям не по нраву. Поднялся крик:

— «Долой насильника!»
      — «Долой!» —
Пронесся всюду общий вой.
«Товарищи, костьми поляжем За наше право!»
    — «Все обяжем
Себя порукой круговой!»
— «В союзы!»
  — «В единеньи сила!»

      («Азбука»)

Такой вой подняли звери, что медведь даже спать не может.

Зовет Медведь скорей Лису:
— «Кума! Скажи ты мне на милость,
Что это деется в лесу?..
Слышь? Воют! Был приказ — не выть?»
— «Был, Ваша Светлость, — как не быть!..
Да вольнодумство, что зараза:
Никто не слушает приказа...
Напрасно гневаться изволишь.
Кого молчать ты приневолишь?
Все злая голь, не будь ей ладу!
Попробуй, сунься усмирять.
Плевать ей на твою досаду.
Нет и не будет с нею сладу,
Ведь голи нечего терять!»

      («Голь»)

Можно сказать — опять пропаганда одного из догматов пролетарской борьбы: «рабочим нечего терять, кроме своих цепей, а завоюют они весь мир!»

Но Демьян еще прибавляет и «нравоучение» — для самых непонятливых:

Скажу пред тем, как ставить точку:
Глуп тот, кто воет в одиночку,
А умным надо брать скорей
Пример с моих лесных зверей.

Значению организованных выступлений посвящена и басня «Щука и ерши». Прослышав, что ерши хотят итти на щуку войной, она забеспокоилась — вдруг да нападет «целая колючая орда» — и строит всякие планы, чтобы обойти ершей, не дать им объединиться.

У щуки сила есть (к чему самообман?), — заканчивает Д. Бедный басню: —
Опомнившись, она затеет новый план.
Ерши, вам надо ждать великой передряги.
    Объединяйтеся, миляги!

Призывая рабочих к объединению и приветствуя его, Д. Бедный высмеивал всякие попытки соглашательства рабочих с хозяевами. Так, таганрогским приказчикам, которые заключили блок (соглашение) с хозяевами для проведения в думу кандидата «торгово-промышленного класса», Д. Бедный адресует язвительную басню «Мудрецы», заканчивающуюся словами:

Слыхали ль вы когда, ох горе-мудрецы,
  Приказчики из Таганрога,
Чтоб сдуру мышь кота смешала с соловьем?!.
А вы...
Когда «отцы» почнут вас есть живьем,
Скажу по совести: туда вам и дорога!

Много басен посвятил Демьян и рабочей печати («Звезда», «Газета», «Наш путь», «Всякому свое» и пр.). В басне «Муравьи» он изображает тот энтузиазм, с которым рабочие-муравьи принялись за создание своей газеты, и ту радость, с какой они ее читали:

Кто не читает сам, те слушают чтеца.
— «Так!»
  — «Правда!»

    — «Истина!»

    — «Смотри ж ты, как понятно!..»
Тот — крикнет, тот — вздохнет, тот — ахнет...
Что не осилил ум, то схвачено чутьем.
— «Вот... Сла те, господи! Дождались: муравьем
Газетка пахнет!»
— «Видать: орудуют свои»...

И Демьян Бедный призывает «муравьев» помогать материально газете, с которой случаются «чудеса: денек газета есть, а три дня — нету»...

В некоторых баснях Д. Бедный почти открыто призывал к борьбе с угнетателями:

Один за одного мы — в воду и в огонь!
  Попробуй-ка нас тронь —
  Мы повоюем! —

заканчивает он басню «Лапоть и сапог». В басне «Кларнет и рожок» кларнету, заносчиво хвалящемуся, что под его музыку танцуют порой графы и князья, плебейский рожок уверенно отвечает:

  ... нам графы не сродни.
  Одначе, помяни:
  Когда-нибудь они
Под музыку и под мою запляшут!..

а в стихотворении «Превратности» Д. Бедный затронул даже «коронованных особ», предсказывая им скорую перемену профессии и полагая, что близка пора, когда отставные королевы на улицах, «надрывая глотки».

  Начнут вопить: селедки! селедки!
За королевами ж, глядишь, и короли
  В отрепьях, грязные, в пыли,
  Нас мучить станут спозаранку,
Вертя под окнами разбитую шарманку.

Отметим еще ряд басен и стихотворений, в которых Д. Бедный высмеивает буржуазную печать, пытавшуюся опутать сознание рабочих («Тереха», «Трезорова газета», «Газета-Копейка» и пр.), и отдельных буржуазных писателей (И. Ясинского, Л. Андреева, Салтыкова-сына, В. Розанова), а также его мастерские сатиры на либеральную интеллигенцию, которая была широка на словах, на деле же при малейшем окрике пряталась в кусты и переменяла фронт, а потом опять хвасталась своею революционностью (например, басня «Бунтующие зайцы»). Немало басен вызвано и просто отдельными фактами общественной жизни, часто газетными сообщениями.

Собственно фабрично-заводскому быту посвящено немного стихотворений. Таковы: «Мастер», «Работница», написанные на больную в то время тему о позорной зависимости работниц, особенно молодых и красивых, от сластолюбивых мастеров и администраторов. В стих. «Молоко» затрагивается вопрос об отравлении рабочих недоброкачественными продуктами и о необходимости передачи организации врачебной помощи в руки самих рабочих. В имевшей огромный успех эпиграмме «И там и тут» Д. Бедный откликнулся на случай отравления рабочих на одной фабрике свинцом. В то же время как раз происходили рабочие демонстрации, сопровождавшиеся жертвами. И вот Демьян написал:

На фабрике — отрава,
  На улице расправа.
И там свинец, и тут свинец...
  Один конец!¹⁷

Характерно еще стихотворение «Смех», намекающее на возможную расправу рабочих с неугодными администраторами:

Директор стал метать и рвать:
— «Псы! Хулиганы! Наплевать
На вашу стачку! Что мне стачка?!
Чай, это вам не "пятый" год!» —
Тут как зафыркал весь народ!
От смеха дрогнул весь завод,
А больше всех смеялась... тачка!

Не особенно часто обращается в эти годы Д. Бедный и к крестьянству. Но все же несколько ярких басен посвящены и деревне. Кроме упомянутых уже басен — «Конь и хозяин», «Притон», «Кларнет и Рожок», «Лапоть и Сапог» (последняя — по поводу выделения крестьян на хутора), можно отметить басню «Гипнотизер», в которой рассказывается о некоем помещике, обладавшем способностью усыплять крестьян, — но оказалось, что и под «гипнозом» мужик Емелька более всего думал о... землице. В басне «Правда» говорится о том, что мужика не обойдешь черносотенными сказками «насчет жида» и не отвлечешь от дум о «землице».

«Землица» — это был в то время главный вопрос для крестьянства. Как ее достать, очень хорошо знал Демьян, но говорить на эту тему открыто было почти невозможно. Приходилось ограничиваться отдаленными намеками. Так, в сказке «Клад», описав тяжелую судьбу мужика Ермилы, который, желая найти клад, идет к обирающей его знахарке, Демьян «жалеет» простака:

Жалко, братцы, мужика...
Уж такая-то досада,
Что не там он ищет клада,
А, ведь, клад-то под рукой,
      Да какой!..¹⁸

Очень остроумно изображена Д. Бедным классовая ненависть крестьянства к барам в басне «Кровное». Барчуки решили играть в войну и наняли крестьянских ребят «изображать враждебную рать». Ребята «увлеклись» и избили барчат. Вступились родители; «узнав, что их сынки ребятам заплатили, чтоб те их колотили», —

    ... «Ах, псы! ах, подлецы!
За медный грош убить готовы, супостаты!»
После долгого ненастья Дождался,
Ермил, ты счастья.
Не останься ж в дураках.
Клад теперь в твоих руках...
Крепко кладом дорожи,
Да в руках его держи.
Не поддайся мироеду,
Закрепить сумей победу...
— «Да рази ж, — издали ребятушки кричат, —
Да рази ж чем мы виноваты?
Мы платы силою не брали у барчат:
Мы б их избили и без платы!»

Из других басен на деревенские темы можно назвать: «Венчание в деревне», «Правдолюб», «Хоровод», «Ложка», «Силу ян», «Мокеев дар» и некоторые другие. Все они очень живо и верно изображают деревенскую жизнь, но все же, несомненно, в эти годы в центре внимания Д. Бедного был город, пролетариат, вопросы организации рабочего класса.

Удачную характеристику этого периода творчества Д. Бедного дает т. Сосновский:

«Основные идеи борющегося пролетариата элементарно просты и ясны, — говорит он. — Но проникновению их в головы масс мешают тысячи препятствий, воздвигнутых эксплуататорами. Ученые, жандармы, политики, попы, соглашатели, кабатчики, литераторы, педагоги, газетчики и прочие виды оружия господствующих классов — все закрывали от рабочего единственный путь, ведущий его к освобождению, — путь классовой организации и классовой борьбы.

Через их головы и туши надо было пробить дорогу к сознанию рабочих масс и запечатлеть в них нехитрые, казалось бы, истины. В чем они заключались?

Между буржуазией и пролетариатом бездонная пропасть классовых противоречий.

Господство буржуазии ведет рабочих к духовной и физической гибели.

Только непримиримая, беспощадная борьба до конца, до свержения буржуазии, выведет пролетариат из рабства. Без борьбы ничего сделать нельзя.

Для борьбы нужна не только железная воля к победе, но и сплоченная организация, проникнутая единой мыслью и несокрушимой солидарностью и дисциплиной бойцов.

Пролетариат в нашей стране является руководителем (гегемоном), ведущим за собой крестьянство.

Вот, примерно, самое главное. Из этого вытекали все очередные задачи, которые повседневно ставила перед рабочим классом партия большевиков. Текущая действительность давала достаточно материала для агитации и пропаганды. Мишени были перед глазами. Нужно было целиться и бить без промаха.

Против царизма.

Против эксплуататоров.

Против холопства и соглашательства.

Против глупых иллюзий, будто без борьбы завоевывается хоть крупица свободы.

Против интеллигентского пустословия и политического праздно-шатательства.

Против изменников и предателей.

Против попов в рясах и без ряс, дурманящих народ (желтая пресса и т. п.).

За объединение пролетарских сил.

За классовую солидарность.

За непримиримую революционную борьбу до конца.

За разоблачение всех видов буржуазной лжи.

За рабочую печать.

За большевистскую партию.

Вот какова была программа деятельности. И то, что Ленин и его соратники говорили в статьях, прибегая к намекам и умолчаниям чтобы обойти цензурные препятствия, то должен был поэт Демьян Бедный в яркой художественной форме пересказать, но так, чтобы любой неграмотный рабочий или батрак разжевал и проглотил всю большевистскую премудрость, даже и не подозревая, что это большевизм...

Если статьи Ленина взывали к разуму и логике мыслящего рабочего, если они вооружали его политическим классовым сознанием, если статьи Ленина политически разоружали буржуазию и ее лакеев, то стихи Демьяна Бедного находили доступ и к разуму и к чувству читателя. Он разоружал врага морально. Он делал его смешным. Он убивал его смехом...

Какие бы вопросы ни выдвигала практика пролетарской революционной борьбы, поэзия Демьяна Бедного нога в ногу с партийной агитацией и пропагандой шла по боевому пути»... (Вступ. статья к I т. Собр. соч. Д. Бедного, стр. XV—XVI, XIX).

Когда разразилась империалистическая война, рабочие газеты были прихлопнуты, цензурные условия сделались неимоверно строги и печататься Демьяну стало почти негде — он делает попытки сотрудничать даже в детских журналах, за которыми цензура следила слабее. Немудрено, что некоторые из написанных им тогда произведений могли появиться в печати только после революции.

Сам Д. Бедный в 1914 же году был призван на войну в качестве военного фельдшера и пробыл около года в гвардии на западном фронте, но затем, по его словам, «прибегнул к легальному способу уклониться от военной службы» и благополучно «эвакуировался» в Петербург. На войну, на ее причины, на ее неизбежность, смысл и на неминуемость вслед за нею революционного взрыва у Д. Бедного, как коммуниста-ленинца, был, конечно, совершенно определенный и верный взгляд. Понятно, развивать его в своих произведениях он не мог. Но все же несколько басен с более или менее прозрачными намеками им было написано на «военные темы»; кое-что удалось и напечатать. Среди охватившего в то время нашу интеллигенцию, даже социалистические круги, военно-патриотического угара, — басни Д. Бедного, полные затаенного, но ясного протеста против войны, были очень заметным явлением и производили огромное впечатление.

Переводя знаменитые «эзоповские» басни, Д. Бедный старался брать из них те, которые могли быть отнесены к современным событиям. Надо было показать, что война — вовсе не «справедливая», оборонительная, освободительная и т. д., как расписывали ее буржуазные газеты, а империалистическая, грабительская; что капиталисты, посылая в огонь миллионы трудящихся, сами только обогащаются, что солдаты «неприятельской» армии — вовсе не враги, и т. д., — показать все то, что сейчас нам ясно, как «дважды два — четыре», но что тогда было понятно лишь очень немногим. И вот Демьян прибегает к старому, испытанному средству басенного иносказания, чтобы хоть как-нибудь протащить ленинские идеи. Сущим кладом для Демьяна являлась, например, эзоповская басня «Брак богов», в которой говорилось, как «бог войны» взял себе в жены «богиню грабежа и гнусного бесчинства». Среди ужасных «подвигов» этой «богини грабежа» Д. Бедный отваживается приветствовать «мирный труд» (басня «Пушка и соха»). В басне «Дело хозяйское» Демьян, как бы предвидя будущее братание на фронте, изображает дружеский разговор двух лошадей, принадлежащих разным хозяевам:

  — «Ну, как дела, товарищ милый?»
  — «Да что! Скорее до могилы!
Хозяин лютый у меня:
То не докормит, то отлупит»...
— «Ох, мой хозяин твоему,
Пожалуй, тоже не уступит!
Впрямь — не хозяин, а напасть!»
Ан в этот миг хозяин — шасть!
И ну стегать кнутом пегашку:
— «Ты с кем шептаться взял замашку?»
— «Как с кем? С товарищем!» —
        — «Вот на!
Да он Вавилы конь?»
      — «Вавилы!»
— «Так у меня же, в бок те вилы,
Давно с Вавилою война!»

Л. Сосновский рассказывает о грандиозном впечатлении, которое производили эти басни. Один товарищ писал ему, как он по дороге на фронт купил на вокзале № журнала «Жизнь для всех».

«Самое название журнала показалось ему злой насмешкой. "Жизнь для всех", а приуготовлена смерть для всех. Купил же он книжку потому, что в оглавлении нашел знакомое и родное имя Демьяна Бедного. И как радостно, — пишет нам товарищ, — было прочесть маленькую басню "Дело хозяйское"... Товарищу не потребовалось никаких пояснений, чтобы понять, что речь идет о международной солидарности трудящихся, которой мешают воюющие чужими руками эксплуататоры. И, точно весть из какого-то далекого, светлого мира, воспринял он маленькую басню, сказавшую ему, что где-то, кто-то продолжает вести старую работу по сплочению трудящихся. Значит, не все изменили старому знамени!» (Вступительная статья ко II т. Собр. соч. Д. Бедного, стр. VII).

Публичное чтение басни «Пушка и соха» приводило в негодование начальство (там же, стр. VIII). Можно еще указать на басню «Ловля гусей», остроумно высмеивающую доверчивых поляков, положившихся на широковещательный «манифест» главнокомандующего, обещавшего «автономию» Польше, на посвященные войне же басни «Птицы», «Феак» и некоторые другие.

Не забывал Демьян изображать и наживающуюся на военных подрядах буржуазию. Мы встречаемся со старым знакомым — Корнеем Гордеичем Деруновым, который теперь воспрянул:

Пришла война, с войной — подряды и поставки.
  Купчина даром не зевал.
  ... Откуда что взялось:
Лес, фабрика, завод, товары — склад на складе!
Свои флотилии на Волге, на Неве...
Контора главная на Невском в Петрограде
И отделение в Москве.
Узнав все выходы и входы,
Приумножал купец свои доходы...

А когда проворовался, «поддевки паклею подбивши, вместо ваты, чтоб не распарились солдаты», то сумел улепетнуть от суда и, «с князем снюхавшись с каким-то или с графом, и тут отделался Гордеич только штрафом».

Д. Бедный был полон уверенности, что скоро всем «Гордеичам» и всем — этим порядкам придет конец, и потому кончил басню довольно прозрачным намеком:

Живут Гордеичи! Их развелося — тьма!
В годину черную к добыче жирной трутни
Летят со всех сторон, восторженно гудя,
Но... правда вся о них немного погодя!

      («Торговый дом Корнея Дерунова», 1916)

Подобный же намек имеется и в одной из предыдущих басен этого цикла — о Дерунове. Рассказав, как ему приказчик поставил синяк под глазом и назвал это «задатком», Д. Бедный заканчивает басню так:

«За-да-ток!»... Матушка, что ж будет, ты скажи,
Когда настанут платежи?!
И смех с Гордеичем и горе.
Что будет — все увидим вскоре.

      («Задаток», 1914)

Не забывал Демьян атаковать и главного врага — царизм. В одной из лучших своих басен «Куры» (1914) он рассказал, как куры, позавидовав лягушкам, о которых еще с крыловских времен всем известно, что они выбрали себе в цари аиста, также задумали избрать царя и не нашли никого лучше... хорька. Отправили к нему посольство; хорек «произнес милостивую» речь, но потом стал обращаться с курами так, как хорьку и полагается... Оставшиеся в живых куры пошли «просить у неба чуда» к попу, который им, конечно, сказал: «нет власти, аще не от бога». Тогда куры пошли к мужику Вавиле; тот им и помог — свернул хорьку шею. Впрочем, на этот финал Демьян мог только намекнуть и лишь в 1918 г. сделал к этой басне пояснительную приписку. Написанная в 1916 г. сказка «Морока» не могла появиться в печати до революции. И не удивительно: в ней о царях говорилось следующим, довольно неуважительным, образом:

Нередко царь иной чинил такой грабеж
И измывался так над бедным черным людом,
Что становился он народу невтерпеж,
И делал он царя такого — черту блюдом.
Но так как всякий царь всегда защитник чей? —
Известно — богачей,
То в случаях таких все богачи согласно
Вопили в ужасе, подняв переполох,
  Что, как-де царь ни плох,
Но вовсе без царя беда как быть опасно,
Что царству надобен порядок, то да се...
Глядь, не успел еще народ в суть дела вникнуть,
  Как уж ему нельзя и пикнуть.
    Пропало все!
  В порфире царской и в короне
Вновь чучело сидит какое-то на троне...

В дальнейшем излагается довольно любопытный сон царя, который, впрочем, заканчивается несколько неопределенно. Туманными намеками приходилось заканчивать Демьяну и другие свои сказки — «Диво дивное», «Пирог да блин». Не мог объяснить Демьян и в сказке «Усы да борода», в чей именно портрет плевал дедушка Филат:

У деда был такой обычай постоянный:
К портрету подойдет и — тьфу ему в глаза!
  — «Тьфу, разрази тебя гроза!
Тьфу, сатана ты окаянный!»

И только после революции Демьян опять мог дать дополнительное разъяснение:

Всю правду говорить — обычай пролетарский.
Так потому скажу — какой уж тут секрет? —
  Что дедушка Филат так заплевал портрет —
  Чей? — Ну, известно, царский!..

Но скоро в иносказаниях, умолчаниях и «эзоповском языке» уже не было нужды. Пришла очистительная гроза 1917 года. И творчество Д. Бедного приняло сразу совсем иное направление.

Примечания

1. Первый № «Звезды» (еженедельной газеты) вышел 16 декабря, старого стиля, 1910 г.; первый № «Правды» — 22 апреля, старого стиля, 1912 г.

2. Заправилы тогдашних левых толстых журналов, например, В.Л. Львов Рогачевский. Евг. Ляцкий, наперерыв приглашали Демьяна Бедного к себе и даже чуть ли не ссорились из-за него. Впоследствии некоторые из его тогдашних поклонников переменили о нем свое мнение, увидав его в другом партийном лагере.

3. Так, «Правда» за два с небольшим года своего существования восемь раз должна была «переименовываться»: кроме основного, она имела еще семь следующих названий: «Рабочая Правда», «Северная Правда», «Правда Труда», «За Правду», «Пролетарская Правда», «Путь к Правде» и «Передовая Правда».

4. Напр., из 565 №№ «Правды», выпущенных за два года с начала ее существования, 134 №№ были конфискованы; из 17 №№ «Рабочей Правды» конфисковано было 14 т. е. почти все... Кроме конфискаций, донимали штрафы. За те же два года «Правда» штрафовалась 31 раз, всего на сумму 14 450 р. с заменой арестом на 87 месяцев, и, сверх того, редакторы были подвергнуты еще аресту на 9 месяцев, без замены штрафом; так что за два года редактирования редакторам пришлось отсидеть 96 месяцев, т. е. ровно 8 лет!

5. Впоследствии не раз именно за стихи Д. Бедного газеты конфисковались. штрафовались, а подставным редакторам приходилось отсиживаться. Но редакция сознательно шла на это так ценно было провести в массы демьяновским языком сказанное ленинское слово.

6. Н. Полетаев — «Как родилась "Звезда" и "Правда"», — «Правда», 1925 г., № от 5 мая.

7. К. Еремеев — «Демьян Бедный — боец революции». Собр. соч. Демьяна Бедного. Изд. «Крокодил», стр. XXVIII—XXIX.

8. Из эпохи «Звезды» и «Правды». 1911—1914. Выпуск III. М.—П., 1923, стр. 183. Цитируя эти слова, Л. Сосновский (вводная статья к I т. «Полного собр. соч. Д. Бедного», стр. XXII) приписывает их прямо В.И. Ленину. Но письмо написано, по-видимому, не Лениным, т. к. в нем есть строки, в которых говорится о Владимире Ильиче в третьем лице: «Кстати еще: помните, В.И. говорил вам об одной необходимой кандидатуре по СПб. и пр...» В предисловии к письмам сказано: «Ряд публикуемых нами писем носит, так сказать, коллективный характер. Основное письмо писалось Надеждой Константиновной, затем шли приписочки Владимира Ильича, Г.Е. Зиновьева, иногда Л Б. Каменева. Ряд писем Надежды Константиновны являются не ее индивидуальными, а написаны ее почерком при участии или под диктовку Владимира Ильича и др.».

9. Там же: стр. 100.

10. Напр., А.К. Воронский — «Красная Новь», 1924, кн. 6, стр. 317.

11. Будучи изданы в 1913 г. отдельной книжкой, басни Д. Бедного вызвали восторженное отношение к себе некоторых критиков. Так Г. Зарницын в газете «Утро Юга» (1913, № 83) писал: «Новый талант! Новое замечательное приобретение литературы. Не просто — "подающий надежды", каких теперь много, а — действительное и прочное достояние искусства». Полагая, что Д. Бедный является четвертым баснописцем, после знаменитых трех во всей мировой литературе (Эзопа, Лафонтена и Крылова), критик восхищается языком басен Д. Бедного и, приведя ряд цитат, заключает: «Естественность разговорной речи здесь прямо поразительная и сулит молодому и неизвестному тогда поэту блестящую будущность». Другой критик — Мирецкий («Донская Жизнь», 1913 г. №№ 110 и 112), начинает свою статью словами: «Наконец-то у дедушки Крылова нашелся внук». «Творчество Демьяна Бедного, — говорит далее критик, это — изумительно отточенный многогранный клинок пролетарской сознательной мысли». Сочувственную заметку посвятил «Басням» Д. Бедного и Л. Войтоловский («Киевская Мысль», 1913, № 103), также В.Д. Бонч-Бруевич (харьковская газета «Утро»! и ряд других критиков.

12. В целях сокращения цитаты, я позволил себе несколько изменить здесь пунктуацию.

13. Редактор, напечатавший эту басню, получил год крепости. На суде царский прокурор с возмущением раскрывал судьям зловредность басни: «Ведь под свечой с мачту автор подразумевал высочайший манифест от 17 октября 1905 года! Ведь ом приписывает монарху заведомо обманные действия!..» Судьи согласились с прокурором... (Л. Сосновский, примеч. к I т. Собр. соч. Д. Бедного, стр. 305).

14. К сожалению, эти, часто прелестные, басни, как уже было отмечено, современному читателю непонятны во всей своей соли. Требуются обширные комментарии, чтобы стал вполне ясен их скрытый смысл. Но в то время, когда они писались, все полунамеки легко угадывались, и басни имели колоссальный успех и незаменимое агитационное значение.

15. Сильное стихотворение «Лена», оканчивавшееся строками:

— О, братья! Проклят, проклят будет,
Кто этот страшный день забудет,
Кто эту кровь врагу простит!..

16. Щегловитов — царский министр юстиции, один из самых крайних реакционеров и черносотенников, жестокий душитель рабочего класса, вытравивший из судов последние остатки справедливости и гуманности.

17. Эпиграмма — небольшое, иногда всего в 4 строчки, язвительно-отточенное сатирическое стихотворение — процветала в пушкинскую эпоху, но потом была почти забыта. Возродив крыловскую басню, Д. Бедный сумел возродить и эпиграмму. От такой эпиграммы, как «И там и тут», думается, не отказался бы и сам Пушкин. Ср. еще остроумную эпиграмму «Сын» — на сына знаменитого писателя-сатирика Салтыкова-Щедрина.

18. Впоследствии Д. Бедный добавил к этой сказке такое «послесловие»:

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница