Зрелость таланта. Глава 1

Лишь весной 1911 года, после большого перерыва, возобновилось сотрудничество Придворова в . печати. Правда, за всю первую половину года было опубликовано всего два стихотворения, но они принадлежали к числу тех, которым раньше был закрыт доступ в прессу, — по крайней мере, «Русское богатство» выступить с такими произведениями не решалось.

Одно из них посвящено деревне:

Поемный низ порос крапивою;
Где выше, суше — сплошь бурьян.
Пропало все! Как ночь, над нивою
Стоит Демьян.
В хозяйстве тож из рук все валится:
Здесь — недохватка, там — изъян...
Ревут детишки, мать печалится...
Ох, брат Демьян!
Строчит урядник донесение:
«Так што пееловских селян,
Ваш-бродь, на сходе в воскресение
Мутил Демьян: Мол, не возьмем — само не свалится, —
Один конец, мол, для крестьян.
Над мужиками черт ли сжалится...»
Так, так, Демьян!

Мужик-смутьян, всполошивший всю местную полицейскую власть (по донесению урядника в деревню прибыл становой, который приказал: «Связать его! Отправить в стан!..») и всколыхнувший крестьян, —это был герой не обычный для русской поэзии. Никто не знал, конечно, что прототипом этого персонажа был дядя поэта, уже известный нам мужик-вольнодумец Демьян Придворов, по прозвищу Бедный. Автор не только воспроизвел это прозвище в заголовке, но еще и усилил его: стихотворение называлось — «О Демьяне Бедном, мужике вредном»; кому и чем был «вреден» сей мужик — можно было не пояснять.

Еще откровеннее было второе стихотворение — «Сонет»:

Средь суеты, средь пошлости вседневной
Я жду, когда, как приговор судьбы,
Как вешний гром — торжественный и гневный,
В возмездья час, в час роковой борьбы,
Над родиной истерзанной и бедной
Раскатится набата голос медный.

Кто же отважился напечатать такие стихи?

Еженедельная газета «Звезда». Легальный орган социал-демократической партии, выпускавшийся с декабря 1910 года в Петербурге. Одно из тех изданий, возникновение которых предрекал в беседе с молодым поэтом В. Д. Бонч-Бруевич много месяцев тому назад. Партия все-таки возобновила свою легальную печать. И неудивительно, что к ней потянулся Придворов.

Правда, дела этой газеты шли не ахти как хорошо. Выходить с такой периодичностью (один раз в семь дней) принуждало отсутствие средств, недостаток работников; состав редакции был хотя и невелик, но внутренней сплоченностью не отличался: в него наряду с социал-демократами-ленинцами входили и меньшевики. Просуществовав полгода, газета умолкла. Лишь в ноябре 1911 года ее удалось возобновить: подобралась крепкая коллегия редакторов, которая установила регулярную связь с заграничным центром партии, возглавляемым В. И. Лениным; упрочилась материальная база издания, увеличился его тираж.

Тогда-то наладилось и сотрудничество в «Звезден» поэта Придворова. В декабре 1911 года на ее страницах появилось наиболее «опасное» из написанных им прежде стихотворений — «Memento!» (теперь оно называлось «Сыпок»). Якубович-Мельшин, одобряя в свое время это стихотворение, считал, что для его публикации понадобится приход «нового девятьсот пятого года».

На самом деле потребовалось лишь появление более смелого и решительного, не боявшегося риска издания (правда, во избежание конфискации номера, редакция вынуждена была удалить из текста тринадцать заключительных строк).

Вместе с этим стихотворением в том же номере газеты (22 декабря) было напечатано другое — «Праздник». Его удалось поместить целиком, хотя в нем и говорилось о «милости господней», которая свалилась от высших властей на мужика Макарку: его сына, арестованного в Питере за то, что он «скорбел о нашем брате», не расстреляли, а... повесили.

Появление обоих произведений не прошло для цензора незамеченным. Но редактор отделался штрафом, и номер вышел в свет.

Не приходится и говорить, как пришелся по душе большевистской газете новый стихотворец. Его тотчас же пригласили в редакцию (до тех пор он, по старой привычке, присылал рукописи почтой), предложили ему выложить все накопившееся за период вынужденного молчания и стать постоянным сотрудником.

Одно за другим на страницах «Звезды» появились стихотворения, написанные в предыдущие годы: «Не стало пламенных бойцов...», «Бывает час...», «Тщетно рвется мысль...», «Молчи!». Но самое главное — поэт начал работать специально для газеты, то есть писать стихи на злободневные темы, по свежим следам текущих событий. Он писал о том, как обманывают народ на выборах в Думу, как орудует при царском дворе авантюрист и проходимец Григорий Распутин, как раболепствует перед властями буржуазная пресса и каким преследованиям подвергается рабочая печать; он изобличал царских министров, сановных злодеев, продажных думских депутатов, кадетских болтунов.

Все эти произведения могли навлечь гнев властей не только на редактора газеты, но и на автора. В аналогичных случаях другие сотрудники пользовались псевдонимами. Придворов рассудил, что лирические стихи он будет подписывать фамилией, а для басен возьмет псевдоним.

Долго подбирать этот псевдоним не пришлось. У поэта в среде его новых коллег возникла дружеская кличка. Все — не только журналисты, но и типографские рабочие — помнили героя стихотворения «О Демьяне Бедном, мужике вредном», того самого, с которого началось сотрудничество поэта в «Звезде». Стоило ему появиться в наборной, как раздавался возглас: «Демьян Бедный идет!» Так его называли между собой. И когда в ночь на 23 февраля 1912 года была набрана басня «Кукушка» (первая басня, с которой выступил в печати поэт), под нею была поставлена подпись: «Демьян Бедный». Имя это закрепилось за ним, а в кругу самых близких людей его называли просто Демьяном.

Появление баснописца, фельетониста, талантливого разоблачителя буржуазно-помещичьей России значительно оживило газету. Ее популярность росла. К началу 1912 года «Звезда» выходила уже два раза в неделю, а вскоре стала выходить через день. Ее читателями были не только передовые рабочие, но и многие представители демократически настроенной интеллигенции.

В свою очередь, расширился и круг знакомств самого поэта. Он легко вошел в среду активистов и литераторов партии — ведь редакции большевистских газет бывали чаще всего и организационными партийными центрами. В «Звезде» Д. Бедный сблизился с К. С. Еремеевым, Н. Г. Полетаевым, М. С. Ольминским. Особенно знаменательно было то, что на его работу обратил внимание В. И. Ленин.

«Как только появились первые стихотворения, а потом басни Демьяна Бедного в нашей «Звезде», — рассказывает Бонч-Бруевич, — ...от Владимира Ильича пришло к нам в редакцию письмо, в котором он запрашивал, кто такой Демьян Бедный, обращал наше внимание на этого молодого, даровитого поэта и советовал нам как можно ближе привлечь его в нашу среду, к нам в газету. Он характеризовал его произведения как весьма остроумные, прекрасно написанные, меткие, бьющие в цель. И с тех пор он неизменно относился самым внимательным образом к творчеству Демьяна Бедного»¹

Успех окрылил молодого поэта, но не лишил его чувства ответственности за свой труд. Демьян сознавал, что далеко не все, сочиненное им, отвечает требованиям строгого вкуса, в особенности если речь идет о вещах, еще не прошедших редакционный отбор. Поэт искренне огорчался тем, что один из петербургских литераторов, получив от него в рукописи несколько произведений и признав их слабыми, направил их В. Г. Короленко.

«...Прошу Вас, — писал Д. Бедный, — бросайте в корзину без сожаления все, что будет плохо. Пусть из 10—20 стихотворений окажется только одно приличное, я буду рад... Увы! Я не золотая россыпь. Промывши сто пудов песку, навряд ли Вы найдете крупинку золота» (т. 8, с. 403).

«Лучше ничего, чем плохо», — заявил Д. Бедный в другом письме (т. 8, с. 421). И в третьем: «Трудно мне угоняться за стихоплетами, пишущими тяп да ляп. Мои темы всегда основательные... Являлась бы возможность чеканить вещи» (т. 8, с. 423).

Чтобы «чеканить вещи», нужно было иметь хотя бы сносные условия для работы. Но их у поэта не было. Связавшись с гонимой властями, плохо обеспеченной в материальном отношении пролетарской газетой, он обрекал себя на стесненные условия существования. «Измытарился, — жаловался он.— ...Дьявольски тяжелая роль — быть литературным пролетарием» (т. 8, с. 424).

Надо вспомнить также, что Ефим Алексеевич все еще числился — уже восьмой год — студентом Петербургского университета. Происходило это отнюдь не из-за нерадивости или дурной успеваемости ученика, а по причинам более серьезным.

Окончить университет или даже не внести вовремя плату за учение и быть по этой причине исключенным из числа студентов — значило потерять «вид на жительство» в Петербурге. Более того: за Придворовым все еще числился неотбытый двухлетний срок военной службы, а за этим строго следило воинское присутствие Александрийского уезда, которое неоднократно запрашивало канцелярию университета, состоит ли еще в списке студентов крестьянин этого уезда Придворов Ефим, а если нет, то куда выбыл. С аналогичными запросами — «по возникшей надобности» — обращались в университет Елисаветградская городская и Херсонская губернская управы.

Большинство экзаменов Ефим Алексеевич сдал давным-давно; оставшиеся он сдавал нарочито не спеша, чтобы не выбывать из состава студентов. Иногда он подавал ректору прошение об отсрочке платежей ввиду «осложнившихся семейных обстоятельств» или «крайней нужды». Бывало и так, что над ним уже нависала угроза отчисления из-за пропущенных дней платежа. И он, раздобыв нужную сумму, строчил челобитную, чтоб разрешили у него эту сумму принять.

Так Придворов и не сумел окончить университет. Через одиннадцать лет после того, как перед ним впервые раскрылась дверь факультетской аудитории, он с горечью писал своему другу: «Прикажете мне выполнить формальность с государственными экзаменами и надеть значок, чтобы хоть внешне было видно, что не так я «прост»? Какая чушь!» (т. 8, с. 431).

Поэт Демьян Бедный пошел в жизнь без университетского значка. Но он был горд тем, что место его в жизни определилось, что, хоть в лишениях и нужде, он оставался честен, неподкупен и жил согласно своим убеждениям.

«Я ...не склонен к самообману, — писал он.— Называя себя не уличным, мелким фельетонистом, а серьезным сатириком, я говорю о серьезности моей работы, которую я выполнял ответственно, по мере моих малых сил. Я никогда не зубоскалил... и не думал о дешевом успехе. Наоборот. Я видел свой путь усыпанным отнюдь не розами, а шипами, и это меня не пугало и не пугает. Как-никак, а я все-таки работник... Я — корявый, нескладный, и пусть. Зато я не фальшивил» (т. 8, с. 433).

Духовная чистота и правдивость стали незыблемым законом жизни молодого поэта. Эти качества закрепили его в той общественной среде, с которой он связал свою жизнь. Деятелей большевистской газеты он теперь воспринимал как своих единомышленников. В первый же период своего регулярного сотрудничества в ней — весной 1912 года — он вступил в ряды ленинской партии.

Сотрудничество в «Звезде» помогло поэту окончательно перейти от настроений мужицкого демократизма к идеям пролетарского социализма. «Мои перепутья, — отмечал он в автобиографии, — сходились к одной дороге. Идейная сумятица кончалась. В начале 1912 года я был уже Демьяном Бедным» (т. 8, с. 254).

Действительно, произведения, написанные для «Звезды», заметно отличаются не только от стихов, печатавшихся в «Русском богатстве», но и от всего другого, написанного им до 1912 года.

Лирика Ефима Придворова основывалась на переживаниях, вызванных общими условиями жизни страны после революции 1905 года. Поэзия Демьяна Бедного опиралась на конкретные факты политики и преследовала хорошо осознанную цель. Лирика Придворова была во многом лирикой настроений, поэзия же Д. Бедного стала поэзией обличения и борьбы. Журнал, печатавший Е. Придворова, был для него местом публикации стихов; газета же стала школой его политического воспитания, литературной наставницей и трибуной.

Во всем этом убеждают стихотворения, которые были написаны специально для «Звезды» (первые месяцы 1912 г.). Открывается цикл коротким, но острым памфлетом, который клеймит церковных мракобесов и сановных бюрократов («По просьбе оберпрокурора...»). За ним идет стихотворение «Вещий сон», написанное по поводу выборов в четвертую Государственную думу, потом — гневные отклики на Ленский расстрел («Лена», «Гуманность»), басни, обличающие кадетских говорунов («Кукушка», «Трибун»), сатира на буржуазно-помещичью Думу (басня «Притон»). Цикл явно не схож с произведениями прежних лет, когда конкретных фактов политической жизни автор не касался вообще.

Повое содержание требовало особого внимания к словесному материалу поэзии, к форме стиха. Чтобы удовлетворить запросы рабочего читателя и достичь соответствия темы и образа, материала и слова, поэт должен был до конца очистить стихи от следов литературщины, добиться предельной ясности мысли, свежести образов, выразительности языка. Поднимать новые пласты жизни, писать на злободневные темы нельзя было, пользуясь старым поэтическим словарем, с которого свисали лохмотья «бесплодных порывов», «холодного ужаса», «зачарованной мечты» и других заштампованных фраз. Опираясь на традиции классики и усваивая формы публицистической речи, Д. Бедный решительно пересматривает лексику и поэтику своих стихов, добиваясь их современного и самостоятельного звучания.

Если последовательно рассмотреть стихи этого времени, можно увидеть, как народная лексика, фольклорные образы вторгались в творчество Д. Бедного и противостояли влиянию псевдонародной лирики эпигонов.

«Звезда» оказала сильное воздействие и на процесс формирования литературных взглядов Д. Бедного. Здесь он впервые выступил против лозунга «беспартийности» в политике и искусстве. Этим лозунгом прикрывались теоретики «чистого искусства», в частности символисты. Декабрьский номер журнала «Русская мысль» за 1911 год вышел со статьей Андрея Белого «Об идейном искусстве и презрительном Терсите»; она изобиловала нападками на традиции гражданской поэзии. Трактуя задачи искусства с откровенно идеалистических позиций, Андрей Белый утверждал примат в искусстве «цветов» над «корнями», то есть «чистой» поэзии, «чистой» формы над содержанием.

Отповедь идеологу символизма дал на страницах «Звезды» Д. Бедный. Выступление Андрея Белого он охарактеризовал как одно из проявлений духовной реакции. «Всякий раз, — писал он в фельетоне «Их лозунг», — когда в нашем благословенном отечестве жизнь становится невмоготу, когда миазмами разложения отравлен воздух и нечем дышать, — в пору наибольшего единения печального бесправия с диким произволом — постоянно и неизменно, с какой-то роковой неизбежностью, снова и снова в русской литературе выдвигается — под тем или иным флагом — один и тот же лозунг: искусство для искусства» (т. 8, с. 267).

Столь же своевременны были выступления Д. Бедного против декадентской и желто-обывательской прессы. В фельетонах «Юбиляры» и «Маскарад благотворительности» поэт заклеймил ренегатство либеральных писателей, обрадовавшихся тому, что «миновала буря» первой революции, и расплодивших на полях российской словесности «чертополох» (т. 8, с. 270). С уничтожающей иронией изображает поэт литературные задворки Петербурга — журналы, ставшие рассадником мещанской пошлости и ренегатства в искусстве («Тары-бары», «Панорама», «Синий журнал» и др.). Басня так и называется — «Задворки».

Особенно интересно в этом плане стихотворение «Пустоцвет», опубликованное лишь после Октябрьской революции. Как явствует из письма от 15 июля 1913 года, стихотворение было уже набрано, но по цензурным условиям не смогло появиться в «Звезде». Раскрывая его смысл, Д. Бедный сообщал: «Я метил в «беспартийных прогрессистов» (т. 8, с. 416).

Стихотворение обличало политическую немощь и бессилие новоявленных ревнителей «прогресса»:

О прогрессивности своей иной политик
Черт знает что готов наврать,
Хоть он, на деле разобрать,
Лишь... прогрессивный паралитик!²

Разоблачая декадентство, Д. Бедный горячо отстаивал демократические традиции русской литературы. В фельетоне «Их лозунг» он защищал наследие Некрасова от буржуазных эстетов. Вскоре после опубликования этого фельетона Д. Бедный написал басню «Кукушка» — против попыток либералов фальсифицировать наследие Герцена.

Сотрудничество в газете «Звезда» способствовало формированию у Д. Бедного тех взглядов на литературу и на роль художественных традиций, которые закрепили революционное направление его творчества.

Примечания

1. В. Бонч-Бруевич. Ленин о поэзии.— В кн.: «Воспоминания о Демьяне Бедном». М., 1966, с. 9.

2. Д. Бедный. Полн. собр. соч., т. 1, с. 282.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница