Труды и невзгоды. Глава 1

Весной 1930 года Д. Бедный создал поэму «Шайтан-арба». В ней он изобразил строительство Туркестано-Сибирской дороги, одного из первенцев пятилетки. Приступая к рассказу, автор говорил: история эта «настолько отрадна, настолько важна и громадна, что впору — я сам не успею — написать эпопею».

Свое произведение Д. Бедный рассматривал как начало той коллективной поэмы—«Турксибиады», которую должны, по его словам, создать советские поэты. Но всех элементах повествования — в сюжете, образах, интонациях — автор стремился подчеркнуть героический характер изображаемых событий. Сооружение Турксиба нарисовано как гигантская битва, плацдармом которой являются территории Сибири, Киргизии, Казахстана; в этой битве участвуют трудовые армии советских людей, с двух сторон наступающие на пустыню, преодолевающие горы и пески. Армии, руководимые боевыми штабами, высылают вперед отряды разведчиков, затем вступают в дело оперативные части (грабари, землекопы, укладчики, костыльщики. плотники); когда после многих дней работы при изнурительном зное люди дошли наконец до оазиса и возникла опасность застрять здесь, было организовано несколько ударных групп, которые повели за собою колеблющихся. Так ширилась эта битва, во время которой горы взрывались динамитом, в землю вбивались стальные сваи, через пропасти и бурные реки перебрасывались мосты.

Героический колорит повествования еще раз подчеркивается концовкой поэмы, перекликающейся с эпилогом «Главной Улицы». Там говорилось о «петлях, узлах колен исторической», здесь — о том, что

Мы будем укладывать, шить колею
Для могучего «локомотива истории»!

Рассказу об одной из строек социализма автор стремился придать такой же эпический размах, как и поэме о великих путях революции. Он старался—как и в «Главной Улице» — показать сложность борьбы, выявить силы, противодействующие широкому движению масс. Поэт не считал себя вправе умолчать о том, что в армии строителей железной дороги он видел — наряду с отважными, преданными, бескорыстными людьми — и жалких паникеров, и заскорузлых собственников, и вредителей. Поэт как бы обнажал сложное переплетение нового и старого, передового и отсталого. В стихах, посвященных жизни села, сложным процессам коллективизации, поэт также, наряду с положительным, передовым, показывал то, что свидетельствовало об отсталости, косности, рутине. В любых условиях и для произведений любого масштаба он считал, что обязанность художника —

Указать, оттенить,
Подчеркнуть, разъяснить,
Что достойно смеха, что — плача...¹

К сожалению, Д. Бедный не был до конца вереи этому девизу. на пороге тридцатых годов в его творчестве стали выделяться две отрицательные черты, на которые в свое время обратил внимание В. И. Ленин: недооценка того, что читатель духовно растет, что надо в своих произведениях не только поспевать за ним, а и опережать его, и второе — неверное истолкование отдельных сторон исторического прошлого русского народа.

Поэт в эту пору так жаждал откликнуться на все события жизни, так увлекся скорописанием, что не заметил, как стал отставать от эстетических и культурных запросов читателей. Он решал иные темы с той простодушной прямолинейностью, какая соответствовала, скажем, задачам фронтовой агитации в 1918— 1919 годах, но оказывалась поверхностной и малоубеждающей в обстоятельствах нового, более сложного времени. Отсюда нередко многословие, схематизм, низкая требовательность к форме стиха.

Во второй половине 1930 года одно за другим в печати появились стихотворные фельетоны Д. Бедного «Слезай с печки», «Без пощады», «Перерва». Они были написаны по поводу конкретных фактов злоупотребление! и непорядков в хозяйственной жизни. Упадок дисциплины и разгильдяйство на железной дороге, повлекшие за собой аварию с человеческими жертвами («Перерва»); невнимание к нуждам шахтеров, вызвавшее текучесть рабочей силы и падение добычи угля («Слезай с печки»), — все эти факты безусловно заслуживали отклика, осуждения, резкой оценки. Но Д. Бедный не ограничился этим. Пытаясь добраться до социальных истоков описанных явлений, он объяснил их не чем иным, как вековой неповоротливостью, ленивым характером русского человека, которому давно уж пора-де «слезать с печки».

Пользуясь словами самого поэта, можно сказать, что в этих фельетонах он бил «мимо слов Ильича», то есть вступал в противоречие с ленинским пониманием исторического прошлого русского парода, который — несмотря на тяжкий гнет и бесправие — всегда проявлял высочайшее трудолюбие и духовное здоровье.

Вскоре это стало ясно и самому автору фельетонов. Он мотивировал свои ошибки фактами собственной жизни — тем, что с детства был «ушиблен Россией былой». С малых лет он привык ненавидеть рабство, унижение, власть тьмы и невежества. Ослепленный этой ненавистью, он подчас забывал о духовных и нравственных силах парода, которые привели его к победе над своими угнетателями. Эту ошибку Д. Бедный признал и сам же раскритиковал в беседе с молодыми литераторами 25 февраля 1931 года.

«...У меня, — заявил он, — как раз по линии сатирического нажима на дооктябрьское «былое» были свои «прорухи», выразившиеся в огульном охаивании «России» и «русского» и в объявлении «лени» и склонности к «сидению на печке» чуть не русской, национальной отличительной чертой. Это, конечно, перегиб. Тут, как говорится, и я «перекричал».., Мы все не долиты забывать того, что в прошлом существовали две России: Россия революционная и Россия антиреволюционная, причем то. что правильно в отношении последней, то не может быть правильным в отношении первой» (т. 8, с. 372-373).

Ошибки, допущенные Д. Бедным, нуждались в общественной критике и заслуживали ее. Но внимательной и доброжелательной критики не было. Было нечто другое: сперва безудержное захваливание ошибочных произведений, а потом огульное их поношение.

В своем письме И. Сталину от 8 декабря 1930 года Д. Бедный рассказал, как был встречен фельетон «Слезай с печки» после опубликования: сначала «приводили его в печати как образец героической агитации», расхваливали его «до крайности», и даже высказывалось мнение, что нужно включить фельетон в серию литературы для ударников. А потом тот же фельетон вместе с другими названными произведениями был объявлен политически вредным, клеветническим, повторяющим пасквилянтские домыслы врагов партии и народа. При этом ставились под сомнение основные методы сатиры, говорилось о недопустимости преувеличении и т. д.

Д. Бедный считал неправомерной такую квалификацию его стихов и такой подход к произведениям сатирического жанра. К упомянутому письму он приложил стихотворение «О героическом». И в письме и в стихотворении он пытался объяснить свою позицию. Автор не оправдывал ошибочных произведений. Он лишь возражал против вульгаризаторских методов критики и отстаивал право художника на сатирическое изображение теневых сторон жизни. Он ссылался на опыт Гоголя и Щедрина, которые широко пользовались приемами гротеска в раскрытии отрицательных явлений. Поэт опасался, что неудача, постигшая его, может стать поводом для гонений на советскую сатиру в целом, и потому счел своим долгом защитить ее реалистические основы. Наконец, в письме он напомнил, что при жизни В. И. Ленина критика его ошибок носила совсем другой характер: «...было время, когда меня и Ильич поправлял и позволял мне отвечать в «Правде»².

В прошлом Сталин не раз давал одобрительные оценки произведениям Д. Бедного. Так, он положительно отозвался о стихотворении «Тяга», подчеркнув его оптимистический характер. В заслугу поэту он ставил правдивое освещение «дымовского дела», то есть дела об убийстве активиста-селькора в селе Дымовка Николаевской губернии; Д. Бедный, присутствуя на разбирательстве этого дела, сообщил о нем в специальной информации и написал стихотворение «Памяти селькора Григория Малиновского».

Теперь же, в ответном письме Д. Бедному, датированном 12 декабря 1930 года³, Сталин очень резко квалифицировал отношение поэта к историческому прошлому русского народа. В письме оставлены без внимания поднятые Д. Бедным творческие вопросы. Содержание его свелось к политическим обвинениям в адрес поэта. В фельетонах усматривалась «клевета на СССР», «клевета на наш народ, развенчание СССР» и т.д.

Выступления ряда литературных критиков тех лет по поводу фельетонов «Слезай с печки». «Перерва» и «Без пощады» также не касались существа проблем, волновавших поэта, и не помогли ему разобраться в причинах допущенных им ошибок. Смысл этих выступлений состоял в попытке дискредитировать Д. Бедного политически, бросить тень на всю его творческую работу.

Надо сказать, что эту «критику» не поддержали видные общественные и культурные деятели нашей страны. Летом 1931 года в Коммунистической академии выступил А. В. Луначарский, который, не умаляя ошибок Д. Бедного, подчеркнул, что в основе его творчества лежат три важнейшие черты — партийность, массовость и художественность (реализм)⁴. том же году А. Серафимович обратился к секретарям Центрального Комитета партии с обширным письмом по вопросам литературной политики. В письме говорилось: «Демьян. Бедный — один из крупнейших наших писателей... Есть ли чему у него учиться? О, еще как! Превосходному языку из гущи народной — сжатому, меткому, незабываемому. Общественно-политический сарказм его (сарказм — самое трудное литературное оружие) убивает. И в этом у него никаких из современных писателей соперников нет»⁵. Серафимович, таким образом, поддержал работу Д. Бедного-сатирика — именно она подвергалась нападкам в 1930—1931 годах. В свою очередь, Михаил Кольцов на Первом съезде советских писателей (1934 г.) заявил: «Наша литература обладает внушительными сатирическими силами. У нас есть Демьян Бедный, зачинатель пролетарской революционной сатиры...»⁶

Эти факты свидетельствовали о высоком гражданском и творческом авторитете поэта. Д. Бедный получил возможность продолжать свою литературную деятельность, хотя его поэтические сборники стали выходить реже, а выпуск полного собрания сочинений, начатый в 1925 году, был приостановлен.

Обида, нанесенная поэту, не лишила его способности критически относиться к своим ошибкам. Фельетоны 1930 года он сам расценивал как творческую неудачу. И ни в один из сборников их впоследствии не включал. Он пересмотрел и исправил ряд других своих произведений («Смелей!», «Молодой силе», «Вперед!»).

О том, что концепция русского характера и национальной истории была у Д. Бедного иной, чем в злополучных фельетонах 1930 года, свидетельствуют и произведения, написанные вслед за ними, всего ними, месяцы спустя. Так, специальный раздел в стихотворном обозрении «На высшую ступень» (июль 1931 г.) Д. Бедный посвятил разоблачению барской легенды о «российском долготерпении», согласно которой пароду приписывались пассивность, безволие, покорность судьбе. Поэт напомнил, что «доморощенные самобытные гении» из подмосковных дворянских усадеб философствовали «об особой славянской черте родовой — не упорстве, не выдержке волевой, а о русском великом, безвольном терпении». Опровергая эту версию, поэт вспоминает тех сынов великого парода, которые прославили себя в истории освободительной борьбы.— то есть предтечей «бойцов Пятого года» и «Октября».

Теперь поэт решил глубже изучить современную жизнь, дабы поэзия его — как и в лучшие годы его деятельности — вдохновлялась живыми примерами трудового творчества и борьбы. Потому в 1931 —1934 годах участились поездки Д. Бедного на новостройки и в колхозы.

В апреле 1931 года Д. Бедный отправился на Урал, к подножию Магнитной горы. Строителям Магнитогорского комбината он посвятил поэму «Вытянем!!». Затем Д. Бедный посетил строительную площадку Кузнецкого металлургического комбината. В 1932 году он ездил с В. Катаевым на Днепрострой. Поэт бывал у вятских кожевников, у артемовских горняков. Много раз приходил он к рабочим московского станкостроительного завода «Красный пролетарий». Частым гостем стал у проходчиков и бетонщиков московского метрополитена (в шахте №10—11 первой линии метро), на заводах «АМО», «Серп и молот» и других предприятиях столицы.

Многообразный жизненный материал, освоенный в теснейшем общении с народом, расширил круг лирических тем и мотивов поэзии Д. Бедного. В его стихах и поэмах отразились переживания и раздумья тружеников пятилетки, участников великого сражения за социализм. Перед глазами поэта развертывалась грандиозная картина преобразования страны, побуждавшая его к творческой активности, к труду:

Так жаждешь каждое мгновенье,
Чтоб полноценный дали плод
И сердца каждое биенье,
И мысли каждый поворот,
Нe утерять чтоб малой крохи
На дел великих, из идей
Незабываемой эпохи
Незабываемых людей.
(«К ответу»)

Слияние лирики и героики, высокая эмоциональность и действенная сила стиха — все это были черты, общие для лирической поэзии середины тридцатых годов. Они свойственны «Юрге» И. Тихонова и лирическим зарисовкам М. Светлова, стихотворным рассказам Н. Дементьева и мужественной поэзии В. Луговского. Д. Бедный шел в одном ряду с советскими поэтами, каждый из которых находил свои пути художественного раскрытия глубины и смысла новых жизненных явлений.

Тридцатые годы были, как известно, годами расцвета советской лирической песни. Замечательные поэты — М. Исаковский, М. Светлов, В. Гусев, В. Лебедев-Кумач, М. Голодный, А. Сурков — выразили в своих песнях патриотические чувства советских людей. Немалая заслуга в привлечении писателей к этой работе принадлежит Д. Бедному. «Песельники, вперед!»—так называлась статья его, опубликованная в «Литературной газете» осенью 1937 года. Д. Бедный вместе с Н. Асеевым, В. Ставским, В. Гусевым, И. Розановым, В. Лебедевым-Кумачом и другими литераторами принял тогда участие в специальном совещании, обсуждавшем вопросы развития массовой песни. Сам он — после громадного успеха песни «Проводы» — продолжал работать в этом жанре и к моменту своего выступления с призывом «Песельники, вперед!» создал еще две песни, завоевавшие большую популярность: «Нас побить, побить хотели!» (1929) и «Перекопскую» (1931).

Первая из них, написанная по следам победы, которую одержали наши войска над китайскими милитаристами (с просьбой о создании такой песни обратился к поэту командующий Особой Дальневосточной армии B. К. Блюхер), была положена на музыку композитором А. Давиденко и бытовала в пароде многие годы. Вторая же, сочиненная для воинов 51-й Перекопской Краснознаменной дивизии, вышла за рамки дивизионного марша и тоже стала народной.

Успех обеих песен объяснялся тем, что их патриотическое содержание выражено в легкой, гибкой мелодической форме, близкой по духу народной песенной лирике. Умело использованы элементы народной фразеологии, создана целая система рефренов, динамических переходов от одной мысли к другой, от одного песенного куплета к другому. Произведения эти жили в народе вместе с песнями, которые поэт сложил в годы гражданской войны. «В деревне, — сообщал одни из читателей «Правды», — часто слышишь частушки и песни Демьяна Бедного. Поют их под гармонику, под музыку. Поют за работой, поют во время отдыха. Это приняло массовый характер...»⁷ Л. И. Брежнев в своих воспоминаниях отмечает, каким успехом пользовалась одна из этих песен среди советских воинов в середине тридцатых годов, когда сам он со своими одногодками служил в танковой школе недалеко от Читы: «Ходили мы с песнями — любимая была тогда «Нас побить, побить хотели» — пели дружно, с присвистом, печатали шаг»⁸.

Как и многие другие поэты — А. Безыменский, C. Кирсанов, А. Твардовский, — Д. Бедный искал также путей воплощения нового материала в эпических, повествовательно-героических формах стиха. Он намеревался продолжить ту линию изображения возвышенного, легендарного, близкого к рыцарскому или богатырскому эпосу, которую начал в стихотворениях двадцатых годов и развил в «Турксибиаде». В 1931 году была написана поэма «Вытянем!!». В ней использован один из старейших мотивов русского эпоса — про «тягу земную», которая долго не давалась народу — ее не могли преодолеть даже богатыри. Теперь люди, штурмующие Магнитную гору, обещают добыть заветный клад, одолеть природу, стать хозяевами над «силой земли».

В дни пуска Днепрогэса, в сентябре 1932 года, Д. Бедный написал стихотворение «Пороги». Гигантское сооружение, дающее миллиарды единиц энергии, сравнивается с чудом («И чудо-Днепр, и чудо-поле, и эти чудо-берега», «чудо-электротурбины»), осмысляется как веха на пути к «грядущей сказочной судьбе». В образах сказочных, легендарно-эпических поэт стремился воплотить реальное, действительное, завоеванное пародом в труде.

Еще раньше в творчестве Д. Бедного обозначился путь реалистического углубления образа положительного героя; тенденция эта нашла выражение в стихотворениях «Товарищ борода», «Тяга» и др. Теперь поэт продолжил начатое, стремясь раскрыть процесс формирования характера советского человека. Именно такую цель он ставил себе в наиболее крупном произведении этих лет — в стихотворной повести «Красноармеец Иванов».

Непосредственным поводом к написанию повести послужило опубликованное 25 августа 1935 года в «Правде» сообщение о том, что кузнец колхоза «Красный полуостров», собирая картечь в обмелевшем Сиваше, обнаружил тело красноармейца Прохора Иванова, убитого в бою под Перекопом. Оно было перевезено в Армянск и с воинскими почестями предано земле.

Основываясь на этом факте, Демьян Бедный решил рассказать историю жизни человека, геройски сражавшегося за молодую Советскую республику. В повести есть элемент известного домысла, ибо, кроме фамилии героя, его возраста и факта крестьянского происхождения (о чем говорил найденный в гимнастерке документ), о нем ничего не было известно. Поэт имел право на такой домысел, ибо стремился создать типический характер труженика, патриота, участника гражданской войны.

Повесть начинается реалистическими зарисовками быта старой деревни. Жизнь крестьян в годы войны и революции показана автором с такой же правдивой, безыскусственной простотой, как в знаменитой повести «Про землю, про волю, про рабочую долю». Но тогда, в 1917 году, поэт не дал законченной биографии молодого героя: события революционной эпохи явно преобладали в повести над историей его жизни. Не решил этой задачи автор и в произведениях 1918— 1919 годов «Красноармейцы» и «Мужики». Повесть 1935 года представила собой в этом отношении большой шаг вперед. Живой образ человека, формирование его героического характера стали в центре авторского рассказа, причем герой и его судьба раскрываются в теснейшей связи с социальными условиями жизни, с особенностями эпохи. В его характере проявились лучшие национальные черты русского народа: трудолюбие, искренность, великодушие, храбрость. Смерть Иванова описана в традициях народного эпоса («Он пал, как скошенная птица, раскинув руки — два крыла»}. С этого момента и до конца повести в пей господствует пафосно-героический топ. Последние строфы — гимн герою. Обращаясь к красноармейцу, поэт говорит:

Ты — неизвестный — стал известным,
Убитый — снова стал живым,
Живым примером повсеместным,
Несокрушимо-стойким, честным,
Героем нашим боевым.

Живой твой образ — он повсюду.
Нет, не убито, не мертво:
В строенье жизни, равной чуду,
Передалось родному люду
Веленье сердца твоего.

Успех ряда произведений, написанных в 1934—1930 годах, определялся не только верным идейным прицелом, но и более взыскательной работой над текстом. От многословных стихов, подчас лишенных поэтичности, Д. Бедный вернулся к стихам лаконичным, выразительным и простым. От строки, лишенной четкой ритмической организации, он перешел к напевному, мелодическому стиху или к живому раешному говору, очищая и облагораживая свой поэтический язык. Стиху его возвращались изобразительность и конкретность. Это больше всего отразилось в повести «Красноармеец Иванов». Ряд ее эпизодов отличается живостью и наглядностью бытового рисунка. В ней строго продумана композиция, тщательно выверен ритм.

С большей требовательностью работал теперь Д. Бедный и над произведениями сатиры. Неудачи 1930 года не приглушили его интереса к этой области искусства, не притупили сатирического чутья. По-прежнему на острие пера его попадали и буржуазные политические дельцы — дипломаты, министры, бизнесмены, пропагандисты фашистской «геополитики», и наши доморощенные «никудышки» — от увесистых бюрократов до мелких злопыхателей и мещан. Наконец, Д. Бедный возвращается к излюбленному своему жанру — к сатирической басне.

Некоторые литераторы были склонны отрицать значение басни для советской поэзии; в предисловии к однотомнику Крылова, выпущенному в 1935 году, утверждалось даже, что теперь жанр этот вовсе себя исчерпал. Против подобного рода утверждений Д. Бедный выступил со стихотворением «В защиту басни» (1930). Он заявил, что признавать басню ненужной формой поэзии и этим обеднять наш боевой арсенал «не только глупо, но — преступно». И тут же объяснял, почему в первые годы советской эпохи басня занимала в его творчестве иное место, чем до Октября:

Я басне и потом не думал изменять,
Но темы требуют различного подхода.
Когда надвинулась «Октябрьская» погода,
Пришлося в схватках применять
Оружье всяческого рода.
Но басня и досель пригодна нам вполне...

О том, что «басня и досель пригодна нам вполне», свидетельствовали написанные в тридцатые годы басни «Еж», «Пчела», «Неизлечимый». Они выполнены с обычным для Д. Бедного мастерством и оправданы именно как произведения аллегорические. Поэт справедливо считал, что «темы требуют различного подхода». Если раньше, до Октября, он прибегал к аллегории особенно часто (с ее помощью можно было, помимо прочего, «зашифровать» авторскую мысль), то теперь следовало пользоваться ею лишь в тех случаях, когда она более всего соответствовала избранной теме. Ведь аллегория — не только иносказание, но и обобщение. Свои басни Д. Бедный и основывал на этом свойство аллегории: удачно найденная, она помогала глубже раскрыть тему. Вот почему для сатирического удара по милитаризму и фашизму поэт использовал, наряду с другими поэтическими жанрами, басню.

Активная творческая деятельность Д. Бедного была но достоинству оценена советским народом. В день своего пятидесятилетия — 13 апреля 1933 года — поэт был награжден орденом Ленина. Три года спустя, 20 мая 1936 года, общественность отмечала творческий юбилей поэта: четверть века со дня появления его первых стихов в революционной печати. «Двадцать пять лет, — говорилось в приветствии Центрального Комитета партии и Совета народных комиссаров СССР.— Вы с честью несете знамя поэта-большевика, чья жизнь и большой талант отданы делу рабочего класса и крестьянства. Трудящиеся Советского Союза знают и высоко ценят Ваши произведения, проникнутые горячей преданностью делу Ленина и революционной ненавистью к врагам рабочего класса»⁹.

Примечания

1. Д. Бедный. Полн. собр. соч, т. 16, с. 127.

2. Цит. по сообщению А В. Монастырского в журнале «Вопросы литературы», 1963, №4, с. 46.

3. Оно появилось (с сокращениями) в 13-м томе сочинений И. Сталина, вышедшем в 1951 г.

4. А. В. Луначарский. Coбp. соч. и 8-ми томах, т. 2, с. 302 и след.

5. Письмо А. С. Серафимовича приведено в работе А. К. Романовского «Из истории подготовки Первого Всесоюзного съезда советских писателей» (Академия общественных наук при ЦК КПСС. М., 1958, рукопись, с. 141.

6. «Первый Всесоюзный съезд советских писателей, 1934. Стенографический отчет». М., 1934, с. 222.

7. «Правда», 1936, 18 мая.

8. Л. И. Брежнев, Воспоминания — «Новый мир», 198). № 11, с. 21.

9. «Правда», 1936, 20 мая.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница