В исторических схватках. Глава 2
27 февраля 1917 года ЦК большевистской партии выпустил манифест; он призывал рабочих и солдат «спасти страну от окончательной гибели и краха, который подготовило царское правительство», — низложить самодержавие и создать Временное революционное правительство. В этот день восстание разрослось с невиданной силой, и на утро генерал Хабалов телеграфировал в царскую ставку: «Весь город во власти революционеров. Телефоны не действуют... Министры арестованы...»
Когда 28 февраля Д. Бедный встретился с В. Бонч-Бруевичем, тот сообщил ему, что накануне был образован Совет рабочих депутатов и что он, Бонч-Бруевич, уже отпечатал в типографии «Копейки», захватив ее явочным порядком, первый номер «Известий Петроградского Совета».
Спустя несколько часов поэт был уже в доме на Лиговке, где помещалось акционерное издательское общество «Копейка». Он вручил редактору «Известий» басню, которая оказалась самым свежим откликом на события. Народ, говорилось в басне, сверг царя Тофуту, но не успел и оглянуться, как «власть... присвоили себе всё те же богачи).
Пошел в пароде разговор:
«Попали мы впросак!»
«Того ль душа хотела?»
«Эх, y доделали мы дела!»
«От богачей-то нам гляди какой разор!»
Поэт не оставлял своих читателей в неведении насчет того, как выпутаться из положения. Он советовал им обратиться к «Коммунистическому манифесту». Он призывал их продолжать революционную борьбу.
Басня эта вызвала переполох среди эсеро-меньшевистских политиков, в руках которых оказались Советы. Слыханное ли дело, — их печатный орган высказывает недовольство буржуазной властью и зовет к социалистической революции! Стоило Бонч-Бруевичу явиться в таврический дворец, где разместился Петроградский Совет, как его стали честить на все лады.
Большевики в «Известиях» пришлись не ко двору, да им и незачем было там оставаться. Утром 5 марта возобновилось издание «Правды» — вернулась «главная трибуна» поэта, и голос его зазвучал с новой силой. Один за другим стали появляться на страницах газеты его фельетоны и эпиграммы. Затем в издательстве «Жизнь и знание» «летучим дождем брошюр» вышли сборнички его стихотворений: «Пирог да блин», «Мошна туга — всяк ей слуга», «Сытый голодного не разумеет». «Всякому свое».
Когда В. И. Ленин вернулся из эмиграции в Россию, В. Бонч-Бруевич, знакомя его с работой издательства, показал эти брошюры.
«Владимир Ильич сейчас же схватил их и тут же стал внимательно просматривать. И, читая, все более и более смеялся. Смех его даже переходил в раскатистый хохот. Владимир Ильич смеялся и приговаривал: «Прекрасно! Как хорошо сказано! Метко! Очень хорошо!»
«Я, — продолжает Бонч-Бруевич, — стал рассказывать аллегорическое значение некоторых басен Демьяна Бедного, и когда мы дошли наконец до басни «Бунтующие зайцы», где Гучков изображен главарем этих зайцев, стоящим на пригорке и ораторствующим, а все его последователи — октябристы — в конце концов, с перепугу, бесконечной чередой улепетывающими во все лопатки в кусты, — Владимир Ильич пришел в восторг: — Вот это настоящая оппозиция его величества. Вот это. с позволения сказать, русский парламент! Замечательно! Но они-то сами понимают, что Демьян так их разделывает?»
Затем Бонч-Бруевич поведал Ленину о том, как встретили в Таврическом дворце басню «Тофута мудрый», как негодовали на поэта меньшевистские тузы. На сей счет Ленин сказал:
«...Эти пошляки не понимают всего значения творчества Демьяна Бедного. Оно — действительно пролетарское творчество, оно близко рабочей массе, которая его прекрасно должна понимать, и я убежден, что теперь, при свободе печати, он проявит себя еще более значительно и разнообразно»1.
Уже в это время, то есть в апреле 1917 года, поэт был настолько популярен в массах, что его кандидатуру выдвинули на выборах в Рождественскую районную думу столицы, — он проходил по списку большевиков (список этот сохранился в архиве В. Бонч-Бруевича, который был «гласным», то есть депутатом думы). Приобрел известность и новый псевдоним поэта, которым он подписал несколько стихотворений весной 1917 года, — «Мужик Вредный». В. И. Ленин упомянул его в статье «Борьба с разрухой посредством умножения комиссий»2.
В произведениях, с которыми выступал в эти дни пролетарский поэт, он писал о министерской чехарде во Временном правительстве («Коалиционное», «Власть», «Новая комбинация»), происках монархистов («Компания друзей»), торгашестве меньшевиков («Единство», «Торгаши»). Стихи эти попадали точно в цель и вызывали злобные выпады против поэта в буржуазной печати. Меньшевистская газета «Новая жизнь» с неодобрением высказалась о «грубом стиле» Мужика Вредного. Поэт ответил ей стихотворением «Стиль», которое закончил так:
Я возвышаю голос мой —
Глухой, надтреснутый, насмешливый и гневный.
Наследья тяжкого неся проклятый груз,
Я не служитель муз: Мой твердый, четкий стих — мой подвиг ежедневный.
Родной народ, страдалец трудовой,
Мне важен суд лишь твой,
Ты мне один судья прямой, нелицемерный,
Ты, чьих надежд и дум я — выразитель верный...
Таков был его «стиль», подсказанный самой жизнью.
В пору наиболее горячей редакционной работы, протекавшей в тесном сотрудничестве с В. И. Лениным, редактировавшим «Правду» с апреля по июнь 1917 года, — Д. Бедный еще состоял на службе в Военно-промышленном комитете. Об этом можно судить по записи в адресной книжке В. И. Ленина:
Придворов Ефим Алексеич: 6-я Рождеств., 11, кв. 12 (до 1/2 11) 21-0-12; служебный 121-59 (на ура)»3.
Служебный телефон в этой записи совпадает с телефоном, указанным в визитной карточке Придворова, где он значился как сотрудник Военно-промышленного комитета. Но та же запись свидетельствует, что на службу он ходил нерегулярно и что застать его там можно было лишь «на ура», то есть совершенно случайно. Это значит, что по-настоящему он уже не служил, но и не покидал своей должности, поскольку еще шла война и его пребывание в одном из центральных учреждений могло понадобиться для партийных дел.
Положение резко изменилось, когда в начале июля Д. Бедный, как и все питерские большевики, вынужден был перейти иа нелегальное положение. Тогда пришлось оставить и Военно-промышленный комитет.
Июльские дни застали поэта на даче, где как обычно, отдыхала семья. Туда же, в Мустамяки, приехал на короткое время отдохнуть В. И. Ленин в сопровождении сестры Марии Ильиничны. Это было 29 июня 1917 года. Сойдя с пригородного поезда, они должны были направиться к даче Бонч-Бруевича. Но Ленин изменил маршрут. Опасаясь, что за ним следят, он решил не выдавать своего адреса и пошел сперва к Д. Бедному. Лишь оттуда, убедившись, что дорога «чиста», они вместе с Ефимом Алексеевичем направились к Бонч-Бруевичу.
Д. Бедный приходил сюда по нескольку раз в день. Вчетвером, впятером они обсуждали новости, поступавшие из Питера, говорили о партийных делах. Отдыхая, Владимир Ильич любил играть в шашки, и неизменным его партнером был Д. Бедный. Поэт считал себя большим знатоком этой игры и пускался на замысловатые комбинации. Ленин не раз восклицал: «А баснописец-то хитер!» — и выигрывал у него.
Весь этот наладившийся было дачный быт длился всего лишь пять дней. Рано утром 4 июля за Лениным в Мустамяки приехал М. Савельев, и они вместе отправились в город. Там в этот день разразились кровавые события. Временное правительство, испугавшись невиданного размаха движения (по улицам шествовало почти полмиллиона человек; они выступали под антиправительственными лозунгами), распорядилось пустить в ход оружие. По демонстрантам стреляли из ружей и пулеметов. Было убито и ранено около четырехсот человек. Одновременно началась «охота» на большевиков. Юнкера, офицеры, черносотенцы расправлялись со всеми, кого они принимали за большевистских агитаторов. Прошла ночь — и юнкерами была разгромлена редакция «Правды». Мирное развитие революции кончилось. Начался контрреволюционный террор.
Поздно вечером 6 июля Временное правительство приняло решение об аресте Ленина. На следующий день в Мустамяки привалил сводный отряд юнкеров и казаков, вооруженный ручным оружием и пулеметом. Отряд имел предписание обыскать все дачи большевиков и арестовать Ленина. Первым, кто случайно встретил этот отряд возле станции, был Д. Бедный. Его спросили, как пройти к деревне Нейвола, и потребовали назвать свою фамилию.
— Придворов, — ответил он попыхивая сигарой, и убедился в том, что эта фамилия их не интересует.
Но отойти ему сразу не дали: полюбопытствовали, не знает ли он, где дача Демьяна Бедного. На этот вопрос он уж совершенно не имел ответа и был отпущен с миром.
Прибыв в деревню, отряд обыскал несколько дач, но, не найдя тех, кого искал, удалился.
Д. Бедный съездил в город, увидел, что оставаться ему там нельзя, — легальное существование кончилось — и вернулся на дачу. Там он продолжал писать, пользуясь новыми псевдонимами («Друг сердечный», «Шило», «Кастерный», «Покойник») и печатаясь в нелегально выходивших изданиях (в том числе и в менявшей свои наименования «Правде»).
Литературная работа Д. Бедного в 1917 году явила собою новый этап его духовного и творческого развития. В обстановке невиданного размаха революционной борьбы от поэзии требовалась высочайшая оперативность, точность идейных и тематических прицелов, зажигающий пафос. Этим нуждам не могли ответить иносказательные формы письма, преобладавшие ранее в поэзии Д. Бедного. От меткой, но несколько завуалированной сатиры необходимо было перейти к «кинжальным» поэтическим ударам по врагу, от аллегорических сюжетов — к животрепещущей злобе дня. Поэтому на смену басне и сказке в творчестве Д. Бедного пришли стихотворная агитка, злободневная песенка; на одно из первых .мест вышли политическая эпиграмма и фельетон.
Отражая события бурных дней революционного года, произведения эти, вместе взятые, создали своеобразную художественную летопись эпохи. От февральского переворота — через сложные перипетии классовой борьбы, через керенщину и корниловщину — к социалистической революции рабочих и крестьян — таков диапазон исторических событий, нашедших отражение в поэзии Д. Бедного.
Сатира его в эту пору имела ту особенность, что, будучи направлена на ближайшие цели и являясь откликами на события дня, в то же время служила орудием художественного познания исторической действительности и потому приобретала обобщающий, типологический характер. Едва ли не половина всего, написанного поэтом в решающие месяцы 1917 года, было посвящено разоблачению предательской деятельности меньшевиков и эсеров. Но стихотворения Д. Бедного были не просто язвительными откликами на действия мелкобуржуазных политиков. Поэт стремился вскрыть характерное, общее в их социальном и нравственном облике. Бичуя их лицемерие, вероломство и трусость, он старался показать, что это не столько индивидуальные свойства отдельных людей, сколько черты определенного общественного типа. «Дело тут именно в социальном типе, — говорил Ленин о меньшевиках и эсерах, — а не в свойствах отдельных лиц... Главные свойства лакея, как социального типа, суть лицемерие и трусость. Именно эти свойства воспитывает лакейская профессия»4.
Если взять фельетон Д. Бедного «Новая комбинация», мы увидим политическое лакейство воплощенным в образе Ираклия Церетели — грузинского меньшевика, который стал министром Временного правительства и достиг наконец того, что его приняли в обществе князей5. Этот мотив продолжен в фельетонах «Единство», «Оживающие», «Социал-заики», «Урок» и нашел блистательное завершение в сатирической песенке «Либердан», где поэт язвительно и хлестко высмеял политических отщепенцев Либера и Дана, прислуживающих буржуазному лидеру кадету Милюкову.
«Либердан!» — «Либердан!»
Счету нет коленцам.
Если стыд кому и дан,
То не отщепенцам!
Милюков кричал им браво
И свистел на флейте:
«Жарьте вправо, вправо, вправо!
Пяток не жалейте!»
«Либердан!» — «Либердан!»
Рассуждая здраво,
Самый лучший будет план:
Танцевать направо!
Кличка «Либердан», возникшая из соединения двух фамилий и пародирующая название модного танца «лабердан» (почему стихотворение и сопровождено подзаголовком «Подхалимский танец»), так удачно выразила беспринципность меньшевистских деятелей, что стала обиходной в политической лексике предоктябрьских дней. Ленин в одной лишь статье «О героях подлога и об ошибках большевиков» три раза употребил эту кличку6. Встречается она и в других статьях Ленина, написанных осенью 1917 года7.
Дореволюционные басни Д. Бедного, как мы уже говорили, содержали в себе элементы политической прокламации. Эта установка на прокламацию, на агитку особенно сильно давала себя знать в сатире 1917 года. Меткая сатирическая кличка, образ, афоризм служили демократии в борьбе ее с политическими врагами; эстетика и политика сливались воедино. Если таково было положение в сатире, то нечего и говорить о произведениях поэта, имевших изначально разъяснительную задачу, — таких его призывных и агитационных стихах, как «Рабочие — солдатам», «Под знамя «Правды», «Наш путь», «Письмо Якима Нагого» и др.
К своему поэтическому арсеналу Демьян Бедный присоединил еще один жанр — песню. Работу над песней он начал с того, что варьировал распространенные народные мотивы. Например, песня новобранцев написана в подражание старому солдатскому, рекрутскому напеву («Как посадят пас в вагоны. То-то плач будет да стоны...»), «Плясовая» — в стиле бойкой песенки «с притопом» («Отчего не поплясать! — Поплясать. Дома нечего кусать.— Что кусать?» и т. д.). Песни «Бабушка Ненила» и «Барыня (Окопная)» сопровождались рефреном народных плясовых.
Опыт этот помог Д. Бедному создать оригинальные песни, не имеющие прямой аналогии в фольклоре. Первая такая песня — солдатская «Приказано, да правды не сказано» — написана в июле 1917 года. Она быстро завоевала популярность: ее передавали из уст в уста, записывали в походные солдатские книжки, перепечатывали в газетах. Не мудрено, что песня эта вызвала раздраженные отклики на страницах буржуазной печати, требовавшей судебной расправы с автором. В четырех строфах было сказано главное, что волновало тогда народные массы, и прежде всего — солдат: война нужна владельцам денежного мешка, но не народу, которому она не принесет ничего, кроме напрасных жертв и разорения.
Нам в бой идти приказало —
«Союзных ради наций».
А главного не сказано:
Чьих ради ассигнаций?
Кому война — заплатушки,
Кому — мильон прибытку.
Доколе ж нам, ребятушки,
Терпеть лихую пытку?
Писал Д. Бедный и пародии: широко известные песни использовал для создания произведений чисто сатирического плана. Это позволяло приблизить тему к читателю и раскрыть обличаемое явление не только всем смыслом сказанного, но и высмеянной, вывернутой наизнанку формой. Так пародируется залихватская казенная солдатская песня (элемент пародии здесь, в частности, подчеркнут псевдонародными словечками «патрет», «чижало», «мамзель» и т. п.). Подобным же образом написаны сатирические песенки «Бука (Буржуазно-колыбельная)», «Как у питерских господ (Предвыборная песня) » и др. Для пародийной стилизации использованы и другие жанры народного творчества: сказка («Колобок» ), былина («Барские слезы»).
Время вынужденного пребывания за пределами города Д. Бедный использовал для работы, о которой мечтал давно. Еще будучи на фронте, в 1915 году, он задумал большое произведение о войне и народе. Оно должно было показать жизненный путь деревенского юноши, попавшего на фронт и после горьких испытаний жизни осознавшего грабительский характер войны. Автор собирался дать в своей повести ответ на самый мучительный вопрос того времени — как избавить народ от безмерных тягот ненавистной войны. Но в условиях фронтовой службы осуществление этого замысла было чрезвычайно трудным, а о напечатании произведения при военной цензуре не приходилось и думать. Теперь же не только появилась возможность написать большую вещь и опубликовать ее в своей партийной газете, но и довершить судьбы героев в соответствии с историческим ходом событий: показать их путь к революции.
И Д. Бедный взялся за этот труд. Он начал писать свою стихотворную повесть в июле 1917 года, наиболее интенсивно работал над нею в августе — сентябре, а заканчивал уже в Питере, в самый канун Великого Октября.
Примечания
1. «Воспоминания о Демьяне Бедном», с. 13, 11.
2. См.: В. И. Лени н. Полн. собр. соч., т. 32, с. 117.
3. Ленинский сборник, XXI. М., 1933, с. 85.
4. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 39, с. 140, 141.
5. Стихотворение написано по поводу сформирования нового состава Временного правительства, в которое вошли князья Львов и Шаховской (см.: «Правда», 1917, 6 мая).
6. См.: В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 34, с. 248—255.
7. Там же, с. 259, 409.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |