В исторических схватках. Глава 3
Подвальные столбцы двенадцати номеров «Правды», выходивших в октябрьские и ноябрьские дни 1917 года, были отведены для публикации повести. И все же они не могли вместить ее полностью. Часть текста осталась в рукописи, что обозначено в печати рядом отточий и оговорено в особом примечании1. Спустя приблизительно два месяца после публикации последней главы повесть вышла отдельным изданием в значительно расширенном виде. Называлась она «Про землю, про волю, про рабочую долю».
Создав свое произведение не в 1915-м, а в 1917 году, автор уже не мог ограничить его темой войны и судьбой фронтового солдата. Действительность опередила его прежние замыслы и сама отвечала на те вопросы, которые вставали перед героями. Время далеко шагнуло вперед, а без показа этих исторических сдвигов повесть утратила бы смысл. Вот почему ее реальное содержание оказалось неизмеримо шире масштабов задуманного.
А это вызвало перемену во всем — в сюжете, композиции, расстановке героев.
Время продолжало воздействовать на произведение и после того, как оно было написано. Автор неоднократно возвращался к нему, переделывая и дополняя, так что окончательный текст повести сложился лишь в октябре 1920 года.
Повесть «Про землю, про волю, про рабочую долю» не является исторической хроникой. События не образуют основного стержня повествования; оно лишено признаков документальности, в нем не называются даты; сухой и точной хронике фактов предпочитается красочный, живописный рассказ.
Так проходим мы но этапам важнейших событий того времени — от убийства Распутина до отречения царя и Февральской революции; от поражения войск на фронте, попыток Временного правительства возобновить военное наступление — до контрреволюционных действий буржуазии, разгрома «Правды», корниловского мятежа... Расстояние временное сокращается все быстрее — в первых главах повести речь идет о событиях, отдаленных от рассказчика годами, потом месяцами, педелями, и наступает момент, когда в центре внимания автора оказывается уже только происшедшее или происходящее: созыв Государственного совещания (середина августа 1917 г., то есть время непосредственной работы поэта над повестью), корниловщина (конец августа), назначение Керенского главнокомандующим (30 августа), организация Предпарламента (21 сентября) и, наконец, взятие власти рабочими и солдатами (25 октября):
Трудовой народ в бою.
Час назад войска шли мимо,
Видел Ваню я и Клима,
Может быть, в последний раз.
Все эти события даны через восприятие рассказчика, который не только сообщает о фактах, но — как бы невзначай — и комментирует их. Жизнь России предстает здесь в глубоком социальном разрезе. Автор ведет читателя в деревню, на фабрику, в казарму, на фронт, в лазарет, на столичную площадь; герои повести — то на военном плацу, то в городской толпе, то на крестьянском собрании. Ширится грозная сила народа, растет его сознание — от наивной веры в царскую милость («Царь землей нас наградит, наградит...») — к организованной борьбе против буржуазно-помещичьего строя.
Народные сцены образуют главную фактуру повествования: ими автор начинает рассказ, на них опирается в раскрытии человеческих судеб. Мелькают лица, слышатся реплики, звучат подряд многие имена — и тем самым создается многоликий образ парода. В этих сцепах иногда различимы отдельные лица: крестьянин Тит, отправляющийся из деревни за правдой в Москву, батрак Еремей Босой, кузнец Наум, бедняк Тришка, обличающий кулаков, солдат Фролка Кочет, рассказывающий смешные народные побасенки, рассудительный и строгий солдат Корней Ячменный.
Но для осуществления своего замысла автору нужен был герой, чья судьба отражала бы общность судеб многих его современников. Таким героем стал деревенский паренек, новобранец Ваня. Его жизненный путь — это путь миллионов крестьян-бедняков, нашедших свое место в революционной борьбе. Путь этот мучителен и сложен. Не сразу постигает солдат жестокую правду о войне. Разобраться помогает ему однополчанин Клим Козлов, большевик-путиловец. Он рассказывал солдатам, «кто повинен в бойне лютой» и как расправляются царские сатрапы с рабочими представителями (то есть с большевиками, депутатами Государственной думы), борющимися против войны.
Попав после ранения в Питер, Ваня служит в запасном батальоне Волынского полка. Вместе с волынцами он участвует в свержении царской власти. Но понять ход дальнейших событий оказалось нелегко: чьим газетам верить, за кем идти — было неясно. Колебания эти длились до того дня, когда Ванин взвод был послан конвоировать арестованных большевиков, среди которых оказался Клим. Вайя спрашивает Клима, на чьей же стороне правда. То, чего не успел досказать Клим, Ваня прочел в большевистской листовке. Как удалось освободиться путиловцу, мы не знаем, но в рядах тех, кто штурмовал дворцы и утверждал народную власть, Ваня и Клим шли вместе. Этим символическим эпизодом завершается повесть.
Следует отметить, что, хотя о душевных переживаниях героя сказано много, индивидуальность его очерчена скупо. Вероятно, поэт и не стремился выписать многогранный характер, заботясь главным образом о том, чтобы судьба Вани отражала путь к революции, пройденный многими тысячами людей. То же самое относится к Маше и Климу.
Маша прощается с Ваней в самом начале повести, провожая его в солдаты. «Не вдова и не молодка, горемычная сиротка», она долго мается в людях (служит у деревенского богатея, затем у попа), пока не уходит из деревни в Москву, на фабрику: там в годы войны охотно брали на работу женщин и даже детей. Так же как и Ваню, логика жизни и борьбы приводит ее к большевикам. Накануне Октября перед нами уже не робкая деревенская девушка, а работница-активистка, которая ориентируется в сложных политических вопросах.
Черты характера Маши обрисованы также весьма приблизительно, а сюжет повествования как бы специально обходит возможность ее встречи с Ваней. Перед лицом великих событий, захлестнувших каждого из них, это становится не столь уж существенным: автор решил главное в судьбах героев, оставив открытыми все остальные проблемы.
Столь же мало индивидуального в облике и характере одного из важнейших персонажей повести — Клима Козлова. Если Ваня и Маша впервые пришли в поэзию как образы рядовых участников революции, недавних крестьян, то Клим олицетворяет руководящую силу движения — профессиональных революционеров. Автору важно опять-таки представить читателю большевика вообще, показать силу и правоту его убеждений. Поэтому даже о внешности Клима поэт сообщает как бы мимоходом, когда после его побега из части объявлен розыск: «Нос — прямой, бородка — клином. Росту среднего, брюнет. А примет особых нет».
Едва ли поэт полагал именно такое изображение героев условием реализма. Впоследствии он неоднократно возвращался к образу бойца революции, стремясь наделить его индивидуальными, живыми чертами. Но в повести 1917 года, сообразуясь с ее политическими и художественными задачами, с избранной для нее народно-сказовой формой, поэт предельно сжимал характеристику каждого персоналка, выделяя в нем самое основное.
Рисуя жизнь России, рассказчик, естественно, не мог обойти и представителей враждебных классов и государственных деятелей страны. Они выступают в повести двумя рядами: первый — лица условные, типические, отражающие различные прослойки господствующих классов (кулак Пров Кузьмич, лавочник Назар, купец Гордеич, поп Ипат), и второй — лица исторические: тут царь и министры, генералы и епископ, кадеты, октябристы, меньшевики. Краски, которые поэт употребляет, рисуя этих людей, — явно сатирического оттенка, из палитры автора басен, фельетонов и эпиграмм. Беспощадная ирония, разящая насмешка превращают целые главы повести в злободневные фельетоны. Такова, например, одна из глав пятой части, посвященная меньшевистским политикам («Меньшевик — иное дело. Он орудует умело: Ловкий плут и стрекулист. Но — марксист! Социалист!»), таковы же главы о Керенском («Адвокат, мол, говорлив, Говорлив, да не сварлив»), о Корнилове («Как Корнилов-генерал Артиллерию сбирал...») и т.п.
Произведение большого масштаба, где соседствуют быт и политика, где историзм сочетается со злободневностью, а рядом с вымышленными героями действуют реальные лица, не могло, естественно, уложиться в рамки обычной повести или поэмы. Демьян Бедный избрал для этого произведения весьма своеобразную композицию. Ее особенность в том, что живой рассказ искусно переплетается с поэтической публицистикой, то есть с агитационными и сатирическими стихотворениями, каждое из которых было написано в свое время (1915—1917 гг.) по определенному, конкретному поводу. Они органично вошли в состав целого, ибо весь материал повести — живая политическая повседневность.
Принятая автором композиция оправдывалась также идейным единством произведения. Через всю повесть проводит он основную тему: горя и счастья, доли-судьбы, одну из постоянных, извечных тем народной поэзии. Об этом говорит и название («про рабочую долю») и «Запев» («По родимой стороне горе знай себе гуляет, счастье где-то ковыляет»), и последовательное развитие темы во всех главах («Ждет деревня лучшей доли, ждет земли и вольной воли») вплоть до эпизода в Смольном («Вот где волю нам куют»), доказывающего, что горе изживают, а волю добывают только в социальной борьбе. Эта мысль соединила рассказ о простом солдате и деревенской девушке с широкой картиной жизни русского народа от начала мировой войны до Октябрьской революции.
Создавая произведение, оригинальное по форме, построению и идее, Демьян Бедный в то же время опирался на художественные традиции русской поэзии. Первое, что бросается в глаза при чтении повести «Про землю, про волю...», — это совпадение ритмов, интонаций, речевых оборотов и целых синтаксических фигур со знаменитыми сказками Пушкина. Многие строфы повести — если отвлечься от их содержания и фактуры — вызывают в памяти «Сказку о золотом петушке».
Например:
Солнце весело светило.
Землю дождиком прибило.
Пар валил с осенних пил.
Лихо шапки заломив,
Заливая горе брагой,
Парни шумною ватагой
Пляс вели последний день.
— Трень-брень!
Трень-брень!..
Можно взять еще более близкие к сказкам Пушкина строки, содержащие сатиру на царя:
Добрый царь в досаде лютой
Зашушукался с Малютой,
Самым главным палачом:
Порешить, мол, им на чем...
Пушкин ввел в фантастическую, волшебную сказку социально-политические мотивы, картины народного быта, запечатлел живой склад народного ума. Он узаконил в русской поэзии живительные ритмы народного сказа, придав ему художественную законченность и музыкальность. Особенность той работы, которую проделал Демьян Бедный, заключается в полном отрешении от фантастики, в ориентации только на реальный жизненный материал. Это не значит, что Д. Бедный отрицал широкие возможности сказочной фантастики (он сам охотно писал сказки), но для осуществления задач, которые он ставил перед собою в повести, он счел нужным обратиться к форме стихотворного сказа, «отсоединив» от него волшебные повороты сказочного сюжета.
Можно сказать, что в более общем замысле своего произведения Д. Бедный шел не от Пушкина, а от Некрасова с его традицией «крестьянских» поэм, в центре которых стоят образы деревенских тружеников, ищущих счастья и справедливости.
Подобно Некрасову, Д. Бедный раздвинул масштабы повествования о простых людях деревни до картины жизни всего русского общества. Наконец, есть в повести и прямые заимствования из произведений Некрасова. Так, из стихотворения «Забытая деревня» взят образ бабушки Ненилы, который у Д. Бедного также символизирует народную нищету. Из поэмы Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» пришел в повесть Д. Бедного Яким Нагой. Родство этого образа с героем Некрасова подчеркнуто прямыми реминисценциями в тексте, а также подписью Якима под его «Письмом»:
Писал сие послание —
Подтянутой губернии,
Уезда Терпигорева,
Пустопорожней волости,
А той деревни Босовой
Мужик Яким Нагой.
Крепчайшими нитями связана повесть Д. Бедного и с традициями русского народного творчества.
Вне этих традиций нельзя осмыслить ни использованных автором приемов народной беседы (привычного «Запева», непременных формул перехода от одной темы к другой, традиционных обращений к слушателям, обязательного «Прощания»), ни многочисленных поэтических «вставок», близких по жанру к народному творчеству.
Некоторые произведения устной поэзии он целиком вводил в свой текст, причем иногда брал их из сборников русского фольклора, иногда — на слух, из бытующих в народе частушек и песен. Так, «Песни народные» взяты, по-видимому, из книги «Великорусские народные песни, изданные профессором А. И. Соболевским», причем в одном тексте соединены две песни: «Не кукушечка во сыром бору куковала...» и «Не шумите-ка вы, ах, да ветры буйные!..»2. К числу песен, несомненно услышанных, относится частушка о том, как во время войны обесценивались бумажные деньги:
Ах вы, Сашки, канашки мои,
Разменяйте вы бумажки мои!
А бумажки все новенькие,
Двадцатипятирублевенькие.
Использованы Д. Бедным и такие жанры устной поэзии, как побывальщина («Про Луку с его женой» —во второй части повести) и сказка («Разрыв-трава» — в пятой части). Автора нельзя упрекнуть в стилизации, механическом подражании фольклору: песни, созданные им, так оригинальны по содержанию, так прочно были «привязаны» к острым, волнующим читателя вопросам жизни, что получили изустное распространение. Как и песня «Приказано, да правды не сказано», широко известны стали «Песня о земле», частушки «Барыня», «Тимошка». Отделились от повести и получили новую жизнь некоторые строфы. Взятое у народа и творчески переработанное поэтом возвращалось к народу в новом, социально отточенном, поэтически отшлифованном виде.
«Про землю, про волю, про рабочую долю» — первое крупное произведение русской поэзии, посвященное событиям революционной эпохи. В то же время это — первое большое сочинение Д. Бедного, в котором реалистический метод его поэзии поднялся на новую ступень. Здесь Д. Бедный впервые обратился к форме народной эпопеи. Здесь выразилось его тяготение к широкому охвату действительности, к сочетанию эпоса с политической лирикой и сатирой. Здесь он мыслил большими историческими масштабами, не утрачивая внимания к событиям каждого дня. Наконец, в повести сказалось постоянное стремление автора к тем поэтическим формам, которые при всей своей традиционности, при всей близости к многолетнему опыту книжной и устной поэзии выражали новое содержание и становились фактами нового искусства.
Примечания
1. См.: «Рабочий путь» (одно из наименований «Правды»), 1917, 5 октября.
2. См. сборник А. И. Соболевского, т. 6. СПб., 1900, № 71, 74. Обе песни — народные рекрутские причеты — приведены Д. Бедным дословно, кроме двух строк, имеющих разночтения,
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |