8. «...Тобой бессмертен буду сам»

Огневые годы гражданской войны неразрывно свяжут имя Демьяна Бедного с нашей армией. Образ «величайшего из великих» — красноармейца рядового, защитника Советской родины пройдет через все его творчество. Эпиграфом к одному из своих стихотворений он поставит державинские слова: «Превознесу тебя, прославлю, тобой бессмертен буду сам». И он действительно сделал все, чтобы образ рядового бойца революции — рядового красноармейца — окружить поэтическим ореолом. Какой обаятельный, именно обаятельный, полный молодости, душевного и физического здоровья образ патриота вырисовывается в песне «Проводы».

Образ красноармейца у Бедного — будь это повесть в стихах, походная песня, патетическое стихотворение, — это образ народного героя, красного богатыря, защитника бедных, пламенного патриота. Как правило, это фигура обобщенная, плакатная, даже тогда, когда речь идет о конкретном подвиге и людях, будь это путейцы, что «через Неман на Варшаву «шьют» стальную колею», казак Бубнов или другой реальный герой, который, впрочем, у Бедного редок.

Красноармеец — Пров, Мефодий,
Вавила, Клим, Иван, Софрон, —
Не ты ль, смахнув всех благородий,
Дворян оставил без угодий,
Князей, баронов — без корон?

      («Честь красноармейцу!»)

Слово красноармеец выделено самим поэтом. Важно не индивидуальное, не то, что перед вами Клим или Мефодий, — важно то общее, что делает их представителями массы, сливает в едином порыве с массами. Такое изображение очень характерно для первого этапа развития советской литературы, оно исторически неизбежно. Важно было прежде всего выделить, запечатлеть то новое в человеке, что рождено революцией, его морально-политические качества, сделать их через искусство достоянием миллионов. Пройдут годы, прежде чем советская поэзия раскроет характер героя гражданской войны в единстве общего и индивидуального, и тогда появится и украинский хлопец с его испанской грустью Михаила Светлова, и Семен Проскаков Николая Асеева, и романтический герой «Баллады о синем пакете» Николая Тихонова, и Иосиф Коган Эдуарда Багрицкого и многие другие. Но дорога к ним ведет через творчество Демьяна Бедного, впервые сделавшего своим героем не символическую фигуру абстрактного человека, а рядового красноармейца. В любви Бедного к своему герою-красноармейцу сквозила даже столь, казалось бы, необычная, не вяжущаяся с обликом поэта нежность. Прочтите, к примеру, написанную им уже в мирные годы балладу «Советский часовой», посвященную памяти пограничника, сраженного выстрелом из-за Днестра, или его стихотворение «Печаль».

Выпишем это стихотворение полностью, ибо нигде и никогда больше не позволял поэт так глубоко заглянуть в свое самое сокровенное:

Дрожит вагон. Стучат колеса.
Мелькают серые столбы.
Вагон, сожженный у откоса,
Один, другой... Следы борьбы.
Остановились. Полустанок.
Какой? Не все ли мне равно.
На двух оборванных цыганок
Гляжу сквозь мокрое окно.
Одна — вот эта, что моложе, —
Так хороша, в глазах — огонь.
Красноармеец — рваный тоже —
Пред нею вытянул ладонь.
Гадалки речь вперед знакома:
Письмо, известье, дальний путь...
А парень грустен. Где-то дома
Остался, верно, кто-нибудь.

Колеса снова застучали.
Куда-то дальше я качу.
Моей несказанной печали
Делить ни с кем я не хочу.
К чему? Я сросся с бодрой маской.
И прав, кто скажет мне в укор,
Что я сплошною красной краской
Пишу и небо и забор.
Души неясная тревога
И скорбных мыслей смутный рой...
В окраске их моя дорога
Мне жуткой кажется порой!
О, если б я в такую пору,
Отдавшись власти черных дум,
В стихи оправил без разбору
Все, что идет тогда на ум!
Какой восторг, какие ласки
Мне расточал бы вражий стан,
Все, кто исполнен злой огласки,
В чьем сердце — траурные краски,
Кому все светлое — обман!

Не избалован я судьбою.
Жизнь жестоко меня трясла.
Все ж не умножил я собою
Печальных нытиков числа.
Но — полустанок захолустный...
Гадалки эти... Ложь и тьма...
Красноармеец этот грустный
Все у меня нейдет с ума!
Дождем осенним плачут окна.
Дрожит расхлябанный вагон.
Свинцово-серых туч волокна
Застлали серый небосклон.
Сквозь тучи солнце светит скудно.
Уходит лес в глухую даль.
И так на этот раз мне трудно
Укрыть от всех мою печаль!

Стихотворение написано в дни поездки на Польский фронт в сентябре 1923 года, в те же дни, когда писались лихие частушки о белой шляхте, боевая песня о буденновской коннице. Не правда ли, оно сказало о поэте многое? Это одно из тех редких произведений, которые открытостью признания и силой чувства будят в вас такое расположение к автору, какого уже впоследствии ничто не может изменить. И разве не показательно то, что самое доверительное признание, на какое когда-либо он отваживался, связано с вспыхнувшей в сердце печалью о человеческой судьбе рядового бойца.

Образ красноармейца в творчестве Демьяна Бедного, вероятно, самый для него дорогой. И самый близкий. Думается, что не только героическая действительность, но и самый дух армейской жизни был ему по сердцу, отвечая особенностям его натуры коллективиста и бойца. Самый уклад армейской жизни, целенаправленный, целеустремленный, не мог ему не внушать симпатии.

Его связь с армией не порывалась никогда. Не успеют отгреметь выстрелы в спровоцированном китайскими милитаристами конфликте на КВЖД в 1929 году — в этой первой разведке боем сил мирной Советской Армии, — как он уже приветствует победу лихою песней «Нас побить, побить хотели», и долгим, незамолкающим эхом она отзовется во всех уголках страны.

А когда по окончании военного конфликта в Москву привезут простреленный пулей партийный билет командира эскадрона И. Чеботаря и залитый кровью комсомольский билет красноармейца Г. Аникина, он, увидев дорогие реликвии, не отходя от стола, напишет стихотворение «Два билета», проникнутое скорбью и гневом, исполненное взволнованно-нежной любви.

В мирные годы он воспевает Красную Армию как величайшую культурную и строительную силу, как школу мужества и как школу передовых борцов за новое (напр., «Красноармеец в колхозе»). Но прежде всего, конечно, как защитницу социалистического отечества. Не мужицкий топор, как когда-то, а красноармейский штык — символ и залог защиты народных завоеваний. «...Враги б давно вонзили в нас клыки, когда б от хищников, грозящих нам войною, не ограждали нас щетиною стальною красноармейские штыки» («Еж»). Тема боевой готовности, тема военно-патриотическая до конца его жизни останется одной из основных тем в творчестве поэта.

В середине 30-х годов для поэта наступят трудные, горькие времена. И тогда он снова обратится к столь дорогим ему образам красноармейцев — солдат эпохи гражданской войны. Газетное сообщение о том, что в обмелевшем Сиваше обнаружено тело погибшего пятнадцать лет назад при взятии Перекопа бойца Прохора Иванова, вызовет к жизни поэму «Красноармеец Иванов».

Поэма не получила, насколько помнится, серьезных откликов в критике. Но для читателей, уже начинавших ощущать в ту пору угрозу новой войны, прозвучала одновременно не только как воспоминание о героике прошлого, а и как призыв к боевой готовности: «и — при нужде — и в лоб и с тылу атаковать «фашистский вал». Для самого же поэта в ту нелегкую для него пору она станет в какой-то мере спасительной. Вновь забродят и оживут дорогие сердцу образы. Сразу же вслед за этой поэмой он опубликует повесть «Колхоз «Красный Кут», о борьбе с немецкими оккупантами на Украине в 1918 году, к переработке которой вернется в годы Великой Отечественной войны. И в этом обращении к памятным временам поэт почерпнет утешение и силу и как бы возьмет тот разгон, который в дни Великой Отечественной войны возвратит его читателю как певца новых боевых подвигов советских воинов. Да, «превознесу тебя, прославлю, тобой бессмертен буду сам». И в трудную минуту жизни поддержан!

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница