2. «По маяку свободы»

Истинный солдат не тот, кто, увлеченный общим наступательным порывом, тоже оказывается в рядах бойцов, а при первой же неудаче бросает щит и убегает с поля боя, как «трепетный квирит, творя обеты и молитвы» (А.С. Пушкин). Настоящий солдат в дни поражения не теряет веры, в нем пробуждается неукротимая воля к борьбе. И право же, очень немаловажно то, что именно в годы «ошеломительной реакции», когда эпидемия ренегатства вспыхивает в кругах буржуазно-либеральной интеллигенции, распространяясь с неимоверной быстротой в литературно-художественной среде, Бедный оказывается в стане непокоренных.

Первые шаги на новом пути еще робки. Он идет как бы ощупью: «вправо брел по бездорожью, влево брел наискосок». Сближение с поэтом-народовольцем П. Якубовичем-Мельшиным побуждает его настроить лиру на традиционный лад народнического скорбного негодования и оплакивания павших. И стихи, появившиеся в 1909 году в короленковском «Русском богатстве», мало чем отличались от той гражданско-обличительной лирики, какая характерна для поэзии народников.

«Влияние П.Я. на меня было громадно, — вспоминает поэт. — Любил я его до самозабвения». Но тут же добавляет: «А вот суду его всецело не поддавался». И действительно, даже в дни наиболее близкого общения с Якубовичем-Мельшиным Ефим Придворов пишет стихи, предвещающие будущего Бедного — поэта-бойца. Эти стихи ведут свою родословную не от скорбно-укоризненной народнической музы, а прямиком, через головы поэтов-народников, от гневной некрасовской «музы мести и печали».

В «Письме из деревни» перед нами поэт, всеми корнями связанный с крестьянской средой. Заштампованные обороты народнической поэзии сменяются живой человеческой речью, и вместо привычной интеллигентской унылости закипает мужицкая злость. Уже в 1908 году написано великолепное по своей трагической впечатляемости стихотворение «Сынок».

Оно начинается так:

Есть у меня сынок-малютка,
Любимец мой и деспот мой.
Мелькнет досужая минутка —
Я тешусь детской болтовней.
Умен малыш мой не по летам,
Но — в этом, знать, пошел в отца! —
Есть грех: пристрастие к газетам
Подметил я у молодца.
Не смысля в буквах ни бельмеса,
Он, тыча пальчиком в строку,
Лепечет: «Лодзь, Москва, Одесса,
Валсава, Хальков, Томск, Баку...»
И, сделав личико презлое,
Нахмурясь, счет ведет опять:
«В Москве — цетыле, в Вильне — тлое,
В Валсаве — восемь, в Лодзи — пять...»

Что же подсчитывает малютка, пальчиком водя по газетным листам? Оказывается, жертвы террора, массовых казней. «И все растет, растет ужасный кровавый ряд!» Голос будущего Демьяна Бедного уже ясно слышен в этом стихотворении — в убийственном сарказме, переходящем в гневное обвинение, в утверждении неминуемой кары палачам. Стихи были опубликованы только через три года после их написания, и то цензура сняла тринадцать последних строк, где говорилось о том, что мальчик вырастет грозным мстителем «и соберется полк несметный богатырей таких, как он». Впрочем, для читателя достаточно было и того намека, что содержался в строках:

Зловещих цифр кошмарной массы
Не постигает детский ум.
И отложил я прочь газету,
И прекратил я тяжкий счет.
Мал Петя мой. Задачу эту
Исполнит он, как подрастет.

Такие стихи вряд ли могли увидеть свет в 1908 году. Да и «Русское богатство» старательно избегало произведений, где слышался открытый призыв к борьбе. Всего четыре стихотворения за два года удалось напечатать Е. Придворову на страницах журнала. Со смертью Якубовича-Мельшина связи поэта с журналом вовсе оборвались — идейные расхождения стали слишком очевидны. Еще в 1909 году редакция отклонила, как несоответствующее направлению журнала, стихотворение «О Демьяне Бедном, мужике вредном». Все в нем — от прямого обращения к тому, о ком оно написано — к мужику, до речевых оборотов, мужицких недомолвок («Ох, брат... Так, так») — звучало крамолой. А в последней строфе слышен неприкрытый призыв к бунту:

Стал барин чваниться, куражиться:
«Мужик! Хамье! Злодей! Буян!»
Буян!.. Аль не стерпеть, отважиться?
  Ну ж, брат Демьян!..

Редакция «Русского богатства», отчасти сохраняя идеалы либерального народничества, отчасти покоряясь новым веяниям, исповедуя мелкобуржуазные иллюзии, смотрела в прошлое. Молодой Ефим Придворов глядел в будущее. Его творческая позиция неминуемо должна была привести его к тем, кто поднял знамя революционной поэзии пролетариата, — в лагерь рабочих поэтов. Стихи «О Демьяне Бедном...» были опубликованы в 1911 году в восемнадцатом номере большевистской газеты «Звезда» под рубрикой «Маленький фельетон». Ими началось сотрудничество поэта в большевистской печати. И они как бы возвестили о рождении певца пролетарской революции, незаменимого ее бойца — Демьяна Бедного. Имя героя стихотворения сначала стало прозвищем автора в товарищеском кругу, а затем и постоянным литературным псевдонимом поэта — славой и гордостью новой революционной поэзии.

Так кончились перепутья, так вышел поэт «на дорогу вожделенную»:

Мой ум — мужицкой складки,
Привыкший с ранних лет брести путем угадки...
И были для него нужны не дни, а годы,
Чтоб выровнять мой путь по маяку Свободы.
Избрав, я твердо знал, в какой иду я порт,
И все ненужное, что было мне когда-то
    И дорого и свято,
Как обветшалый хлам, я выбросил за борт.
...Все взвешено. Пути иного нет...

      («Маяк»)

«С этого времени, — писал поэт о своем приходе в «Звезду», — жизнь моя как струнка. Рассказывать о ней — все равно что давать комментарии к тому немалому количеству разнокачественных стихов, что мною написаны».

Так он оценит свою жизнь десять лет спустя, в 1921 году. Когда он пишет эти строки, впереди еще многие (почти четверть века) годы жизни, и он пока еще не предвидит, какие неожиданные препятствия возникнут на его пути. Изнутри и извне. Ровная «струнка жизни» то будет ослаблена и провиснет, то окажется угрожающе натянутой до предела. Но в одном он прав: начиная с тех лет его жизнь — повседневный гигантский труд. И «все основное, чем была осмыслена и оправдана» его жизнь, «нашло свое отражение в том», что им написано с той поры до конца его дней.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница