12. «Лихая рота стихов»

Да, не все огнеприпасы были истрачены. 13 июля 1941 года «Правда» напечатала стихотворение «Партизаны, вперед!»¹, под которым стояла знакомая подпись — «Демьян Бедный».

Живо помнится то чувство, с которым его прочли. Прочли с — пусть мимолетной в те тревожные дни — радостью, что старый, испытанный боец снова обрел свое право и место в строю. Дело было даже не в самих стихах, а именно в возрождении поэта, в том, что снова читатель встретился с ним.

Начиная с этого дня имя Демьяна вновь замелькало на страницах газет, особенно армейской печати, под плакатами ТАСС. И подумалось, а как же не хватало его в те годы, когда поэт находился «в опале»!

Опыт поэта-бойца давно стал опытом всей советской поэзии, и те оперативной жанры, которые когда-то утверждались им, давно уже стали достоянием представителей самых различных поколений советских поэтов. Однако без него наша поэзия этих лет была бы менее богата. Ибо он внес в нее то свое, неповторимое, что было присуще ему, поэту, сочетавшему публицистический пыл с сатирическим. Фельетоны, басни, частушки, героические стихи, стихотворные повести вновь сменяют друг друга, изливаясь неудержимым потоком. Каждый, кто встречался с ним в эти дни, не мог не восхищаться его вновь заискрившимся талантом импровизатора, его оперативностью.

Многим участникам войны, наверно, памятно четверостишие, что печаталось на солдатских кисетах:

Эх, махорочка душиста,
Хорошо ее курнуть...
Бей проклятого фашиста,
Не давай ему вздохнуть.

Оно было без подписи, но Демьян Бедный не раз вспоминал о нем, шутливо говоря: «Вот моя поэма»².

Сатира его снова становится гибкой, сохраняя своеобычный облик насмешливой издевки над зарвавшимся врагом. Враг в его сатирических стихах, будь это сам Гитлер, Геббельс, Геринг или разобыкновенный фриц, гадлив, мерзостен и смешон, как черт, что намалеван гоголевским кузнецом Вакулой. Мастер плаката, Бедный так умело пишет свои эпиграммы, что в них уже подсказано живописное решение, и художнику остается только подрисовать картинку к тексту. Впрочем, картинность — одно из достоинств сатирических стихов Демьяна вообще. Его песенки и его куплеты, его частушки впитали в себя традиции русского лубка. Им присуща не описательность, а сценичность, динамика, движение — куплет может быть представлен в живописном изображении. Лубочная традиция сказывается и в том, что шутливые куплеты, как правило, заканчиваются публицистической строфой, взывающей к отмщению, к действию.

Его лирика развивается в общем русле патриотической лирики военных лет. Темы боевого подвига, боевой дружбы советских народов составляют ее содержание. Он пишет полные веры в победу стихи, прославляющие подвиги советских бойцов, стихи, полные гордости великой родиной, что в бою с врагом раскрыла «всю мощь народную свою, всю беззаветную отвагу». Волевая интонация, которая всегда составляла силу Демьяна Бедного, властвует в его стихах, написанных в самые трудные месяцы войны.

Враг на подступах к Москве. В эти дни поэт печатает в «Правде» стихотворение «Я верю в свой народ».

Пусть приняла борьба опасный оборот,
Пусть немцы тешатся фашистскою химерой,
Мы отразим врагов. Я верю в свой народ
  Несокрушимою тысячелетней верой...

В своем понимании исторического развития родины и истории народа поэт поднимается до поэтического осмысления связи и преемственности героики, лучших черт национального характера. Говоря о сегодняшних боях, он вспоминает «старину», то, как били наши предки псов-рыцарей, орды Мамая на Куликовом поле, вспоминает и партизан 1812 года, и славных женщин-патриоток — кавалерист-девицу Надежду Дурову, и первых сестриц-героинь Севастопольской обороны. Народный эпос, образ русского богатыря, немеркнущая слава русского оружия также взяты им на вооружение своей боевой лирики.

Взволнованно пишет он о подвигах солдат и партизан, о тех, кто в тылу работает на победу. Священная война против фашистских захватчиков в лирике Демьяна военных лет предстает читателю именно как общенародная война:

Пласты глубокие взрывая,
В народных недрах открывая
Ключи энергии живой,
Вступила ярость трудовая
В соревнованье — с боевой.

В строю и молодость и старость.
Все — в напряженье, все — в бою.
Страшней нет ярости, чем ярость
В борьбе за родину свою!

      («Ярость»)

Уже в первые месяцы войны он перерабатывает и дописывает свою поэму «Колхоз «Красный Кут» о партизанской борьбе с немцами в 1918 году на Украине, называя ее по имени героя «Степан Завгородний», призывая, заклиная «всей силой партизанскою» ударить «по насильнику, для счастья нашей родины ни сил своих утроенных, ни жизни не щадя!».

Свойственное ему искусство рассказчика-повествователя в этой поэме снова проявилось с блеском. Автор избрал размер, схожий со знакомым нам по некрасовской поэме «Кому на Руси жить хорошо», и стих ведет играючи, насыщая прибаутками, рисуя словом яркие, жанровые картины, становясь то насмешливым, то разгневанным.

Герой повести «Степан Завгородний» — человек его поколения, участник гражданской войны. В новой войне симпатии и любовь поэта устремлены к молодым участникам великой битвы за родину. Сквозь дым сражений, на фоне зарева пылающих деревень возникают в его повестях образы детей-героев («Русские девушки», «Наши дети», «Месть», «Хозяин»). Образ подростка-бойца, мстителя, хозяина занимает первое место среди созданных им в то время образов по своей поэтической силе и чувству, вложенному в него автором. Перечисляя поэмы и стихотворения о детях в общем ряду более двухсот произведений, написанных поэтом в годы войны, критика не уделяла им внимания, какого они заслуживают.

Примечательна легенда «Месть» об убитом немцами мальчике-голубятнике из Вереи. «Но о нем — неживом — пошли слухи живые». «Воскрешенный любовью народной» в легенде, он идет неуязвимый для пуль через линию фронта по вражеским окопам, вызывая трепетный страх у немецких солдат. Русский «мальчик с голубем белым на левом плече» возникает перед их испуганным взором как судья и провозвестник возмездия.

Трогательная символика легенды сменяется в стихотворной повести «Хозяин» реалистическим рассказом о подростке, взявшем на себя всю крестьянскую работу. Немцы сожгли его родную деревню, но как только отогнали их советские бойцы, Егорка Раздолин одним из первых взялся за топор, ставя сруб новой избы. В образе юного героя поэт объединял черты миллионов подростков, вынесших на своих хрупких плечах тяжелый труд на колхозных полях и у заводских станков.

Есть что-то глубоко трогательное в том, что для стареющего поэта именно детские образы начинают приобретать особую притягательность. Название повести «Хозяин» не просто оправдано ее содержанием, поведением юного героя, им как бы подчеркнута мысль о том, что дети — наследники дела отцов. Когда-то лет за двадцать до большой войны поэт закончил свое стихотворение «Юной гвардии» так:

Враг стоит пред грозной карой,
Мы — пред заревом побед...
Юной гвардии от старой
Героический привет!

И его повести и стихи о детях в годы войны — своего рода героический привет и дань уважения представителя ленинской гвардии тем, кто разделил с отцами и дедами ответственность за судьбы родины. К этим представителям нового поколения советских граждан, наследникам характера, воли и дела отцов, для которых их хозяйское завтра так рано стало сегодняшним трудовым днем, и обращен засветившийся любовью взор поэта.

Все им было мобилизовано для победы — и талант поэта, и любовь патриота, гнев и ярость бойца. В первые же дни войны он ввел в бой «стихов лихую роту» и не покидал огневого рубежа, преодолевая недуги. Во время одного из сердечных приступов написал «Автоэпитафию»:

Не плачьте обо мне, простершемся в гробу,
Я долг исполнил свой, и смерть я встретил бодро.
Я за родной народ с врагами вел борьбу,
Я с ним делил его геройскую судьбу,
Трудился вместе с ним и в непогодь и в вёдро.

Стихи были найдены в черновых бумагах поэта. Они помечены 24 февраля 1945 года. Но ему удалось довоевать до победы. Он встретил ее ликующими стихами, полный новых замыслов. А через две недели, 25 мая 1945 года, его не стало. «Укатали Сивку крутые горки. Сердце устало...» — напишет он перед смертью близким в завещании. Не горение творческое иссякло — не хватило жизни!

* * *

«Я, как чернорабочий, не брезговал в работе никакой темой, — говорил о себе Демьян Бедный. — Все шло на потребу времени и действия. В двадцати томах³ моих стихов не ищите филигранных шедевров. Агитационное мастерство имеет свои законы. Агитатор бросает во вражий стан не розы, а разрывные снаряды. Чем удачнее, динамичнее снаряд, тем оглушительнее разрыв, тем на большее число осколков разрывался мой снаряд, тем, стало быть, больше была площадь поражения, тем более жесток был удар. Большинство того, что собрано в моих двадцати томах, это — разного калибра застывшие осколки, которые когда-то были разрывным снарядом. Осколки застыли, заржавели, может быть, но они честно сделали свое революционное дело и имеют право рассчитывать на революционное уважение. Если не все, то часть их попадет — не в архив, а в революционно-художественный музей, и не для того, чтобы ими любовались, а чтобы их изучали, как и из чего они делались, в чем заключалось мастерство изготовления агитационного снаряда».

В любом искусстве, в любом мастерстве существуют открытия, которые впоследствии так прочно входят в обиход, что кажутся чуть ли не вечно существовавшими. Для того чтобы подивиться мастерству изготовления Бедным его «снарядов», не надо обращаться в музей. Оно не музейно, это мастерство. Поэтический опыт поэта-агитатора, введенное им многообразие жанровых форм вошли в советскую поэзию и как бы растворились в ней. Поэтические формы, в свое время развиваемые и совершенствуемые им, — агитка, стих-приветствие, фельетон, политическая басня, — стали настолько привычными, что не всегда вспоминают о Демьяне Бедном как их прародителе. Но именно он вводил и культивировал эти формы в нашей советской поэзии, пронизав их высокой идейностью и воинствующей партийностью, накаляя жаром собственной души.

Сам Бедный чаще подчеркивал сатирическую сторону своего дарования. Но мы-то не можем забыть о нем и как о талантливейшем песнопевце революции, революционных масс, борющихся за идеалы коммунизма. Не он ли первым прославил рядового красноармейца и рабочего — защитников и строителей советского общества — и, понимая силу вдохновляющего примера, запечатлел черты нового человека на самом раннем этапе развития новой литературы?! Он, как и Маяковский, стоит у истоков поэзии социалистического реализма, лирики сердца, беззаветно отданного величественному делу партии и родного народа.

Поэтическое слово Демьяна Бедного было рождено из пламени революции и света ленинской правды. И оно отозвалось в миллионах сердец, побуждая массы к активному действию в борьбе. «Певец рабочей массы», он стал голосом пробужденных революцией масс, поэтическим осознанием их воли, энергии, силы.

Не все его произведения, при значительности содержания, выдержаны в художественном отношении, отличаются гармонией элементов содержания и формы. Но все они в свое время поднимали массу новых мыслей и чувств, способствовали формированию нового отношения человека к миру. Лучшее же из того, что создано им, свидетелем и бойцом великой битвы времени, навеки хранит в себе нетленный жар революционных лет. А утвержденная им традиция пафосной гражданской лирики стала неотъемлемой в советской поэзии. И потому вечен огонь нашей памяти о нем.

Жизнь его — немеркнущий пример исполнения революционного долга. «Твердо помните, — говорил он, — что пролетарский писатель — это прежде всего борец за идеи революционного рабочего класса, за осуществление тех величественных планов, за решение тех поистине гениальных задач, которые намечены генеральной линией нашей Коммунистической партии».

Творчество его — пример служения партийному долгу, мобилизации всех способностей дарования на создание собственного стиля, отвечающего темам и требованиям времени.

Будучи по природе таланта новатором, он учил, что главное в поисках новых форм должно быть направлено к тому, чтобы создавать такие произведения, которые объединяли бы в себе «чувство, мысль и волю трудящихся на достижение указанного Марксом «единства цели», вот этой нашей живой, боевой, революционной цели — построения социализма». Что же касается своеобразия форм, то в беседе с молодыми литераторами в 1931 году он говорил: «У каждой поры свои песни, и своя форма у этих песен. Труднейшее дело — эти самые новые формы. Особенно теперь, когда требуется отобразить невиданное в мире гигантское социалистическое жизнетворчество... Не мудрено и отстать... если оторваться от жизни, замешкаться, не включиться своевременно в тот творческий поток, которым сносится, смывается старое и создаются новые формы жизни. Из глубины этого потока выйдут создатели и новых литературных форм, которые будут соответствовать новому содержанию литературы и новым формам жизни. Наше время — гениальное время. У гениального времени появятся и гениальные поэты. Они не могут не появиться».

Он и сам был поэтом гениального времени, творчество его вызвано к жизни и одухотворено временем, работающим на коммунизм. И с полным основанием к нему, бойцу и поэту, чья жизнь была горением во славу революции, применимы строки, посвященные им когда-то герою-красноармейцу:

Нет, не убито, не мертво:
В строенье жизни, равной чуду,
Передалось родному люду
Биенье сердца твоего.

Примечания

1. Со сноской: «Заключительная часть поэмы «Степан Завгородний».

2. Сообщено Л.Е. Придворовой — дочерью поэта.

3. Двадцатитомное собрание сочинений Демьяна Бедного издавалось в 1925—1930 гг. Вышло девятнадцать томов. Двадцатый том был отпечатан, но до читателя не дошел.

Предыдущая страница

К оглавлению