1. Демьян Бедный — первый пролетарский поэт

Просты мои песни и грубы, Писал я их, стиснувши зубы... Не свирелью был стих мой, — трубой, Призывавшей вас всех на решительный бой С мироедской разбойной оравой; Не последним бойцом был я в схватке кровавой... Просты мои песни и грубы, Зато беднякам они любы. («Отдых»)

Ленинизм он должен иметь не только политических, но и художественных своих выразителей. (Из речи Д. Бедного при открытии всесоюзного совещания пролетарских писателей 6 янв. 1925 г.)

Пока существует деление общества на классы, всякий писатель — безразлично, хочет он или не хочет, сознает или не сознает — является выразителем и проводником идей того класса, из которого он вышел или к которому примкнул.

В наше время обостреннейшей классовой борьбы, когда весь мир раскололся на две половины — буржуазию, ее слуг и приспешников, с одной стороны, и пролетариат, вместе с его союзником — трудовым крестьянством и примкнувшей к нему интеллигенцией — с другой, — литература не может остаться вне этой борьбы. Сколько бы ни говорили представители буржуазной литературы и критики о «чистом искусстве», о том, что пути революции и пути искусства различны, мы им не поверим: они или морочат нас, или «добросовестно заблуждаются», но, по существу, делают враждебное нам дело, выражая и обслуживая идеологию общественных слоев, чуждых пролетарской революции.

Передовой класс современного человечества — пролетариат — не может, конечно, не иметь своей литературы, несущей в массы его идеалы, служащей орудием для идеологической борьбы в его руках.

Нет никаких оснований сомневаться в том, что пролетарская литература уже есть, существует, живет, развивается, полна свежих сил и возможностей для дальнейшего блестящего пути, потому что, пока существуют классы и классовая борьба, существует и будет существовать пролетариат, класс победоносный, перед которым расстилаются колоссальные возможности культурного развития и выявления своих сил, на основании творческой переработки всего культурного наследия прошлого, и который имеет свои идеалы и свою психологию, во многом отличную от психологии других классов, и потому не может не иметь своей литературы и уже имеет ее.

В настоящее время, особенно после исторической резолюции ЦК о политике партии в области художественной литературы¹, спор о возможности существования пролетарской литературы может считаться законченным. Большинство обвинений, бросавшихся вождям и теоретикам пролетарской литературы, явно ни на чем не основаны или построены на недоразумении. Ведь мы никогда не думали, что пролетарская литература должна быть чем-то абсолютно непохожим на старую «буржуазную» литературу, что она должна быть создана на каком-то «пустом месте». Подлинная пролетарская литература никогда «не отказывалась от наследства», никогда не хотела «сбрасывать Пушкина с парохода современности», «сжигать Рафаэля», «топтать искусства цветы», — об этом кричали лишь футуристы и их подголоски, связанные с анархистско-обывательскими кругами, да разве еще отдельные, сбитые с толку, поэты из числа пролетарских.

Подлинные представители пролетариата, наоборот, всегда, вслед за Лениным, — говорили о необходимости учебы, о необходимости усвоения пролетариатом всего культурного богатства прошлого, но подчеркивали, опять же вслед за Лениным, что это «богатство прошлого» мы должны усваивать не рабски, а творчески его перерабатывая в соответствии с потребностями пролетариата и его миросозерцанием.

Никогда подлинные теоретики пролетарской литературы не говорили о том, что пролетарскими писателями надо считать исключительно тех, которые пришли непосредственно от станка и пишут исключительно о быте рабочих, о фабриках и заводах. Пролетарскими писателями мы всегда считали и считаем тех, кто своими произведениями служит пролетариату, кто выявляет психологию пролетарских и идущих совместно с пролетариатом крестьянских трудовых масс, кто глазами пролетариата смотрит на мир, кто своим творчеством «организует мысли и чувства читателей в направлении к коммунизму».²

Правда, пролетарские писатели не смогли еще создать своих гениальных произведений; у нас нет еще пролетарских Шекспиров, Пушкиных и Толстых. Но что же из этого следует? И в какой мере это можно было бы приводить, как аргумент против возможного блестящего развития пролетарской литературы? Ничего нет удивительного в том, что пролетариат, находившийся до революции в самом приниженном и угнетенном состоянии, не имевший возможности накопить никаких культурных богатств, всю свою энергию употреблявший на организацию борьбы со своими угнетателями, не смог выдвинуть пролетарского Пушкина. Ведь Пушкин появился в то время, когда его класс был во всем блеске своего развития, стоял у власти уже долгое время и пользовался всеми преимуществами — экономическими и культурными. Нет ничего удивительного в том, что пролетариат и в первые годы победы, в годы ожесточенной борьбы с врагами, голодом, разрухой, некультурностью, бюрократизмом, в годы напряженного строительства, не успел выдвинуть своего гениального писателя.

Совершенно наоборот, удивительно то, что как раз в эти годы — годы царского гнета и затем — годы гражданской войны, пролетариат и беднейшее крестьянство все-таки создали свою литературу, все-таки выделили из своей среды ряд писателей, написавших не мало значительных произведений, которые войдут в историю литературы, как замечательные памятники первых революционных лет.

Пролетарская литература началась еще в дореволюционное время. Нечаев, Шкулев, Лазарев-Темный, Свирский и другие вышли из рабочей среды, писали о рабочем быте и смотрели на мир глазами рабочего еще в старые царские времена. На страницах первых наших «легальных» большевистских газет — в «Звезде» и «Правде» — и на страницах других левых дореволюционных изданий уже стали печататься поэты и прозаики — рабочие, дающие в своих произведениях совершенно новое настроение и содержание по сравнению с господствовавшей тогда буржуазно-аристократической или мелкобуржуазно-интеллигентской литературой. Некоторые и из писателей-интеллигентов, усвоивших миросозерцание революционного марксизма, уже тогда примкнули к пролетариату, — назвать хотя бы А.С. Серафимовича.

Максим Горький, также вышедший из «низов» и близкий к пролетариату по своим взглядам, в 1906—1910 гг. очень интересовался «писателями из народа», как тогда принято было говорить, и написал даже отдельную книжку — «О писателях-самоучках»³, в которой сообщает крайне любопытные цифры. Ему довелось прочесть более 400 рукописей 348-ми «писателей из народа». Из них 169 жили «на заводах, на железнодорожных станциях, в фабричных поселках и деревнях», 72—в губернских городах. 44 — в уездных. 41 — в Москве и 22 — в Петербурге. По профессиям они делились так: рабочих — 144, крестьян — 67, сапожников — 9, дворников — 6, извозчиков — 5, солдат — 5, портных — 4, приказчиков — 4, каторжников — 4, швей — 5, горничных — 5, проституток — 2, кухарка — 1, торговка яблоками — 1, прачка — 1, больничная сиделка — 1, кладбищенский сторож — 1, ночной сторож — 1, трубочист — 1, швейцар — 1, полицейский — 1, профессии остальных — неизвестны.

Пусть из всего этого количества «писателей» только одиннадцати удалось печатать свои произведения; пусть большинство этих «писателей из народа» были лишены необходимого таланта, пусть их произведения в огромном большинстве случаев были несамостоятельны, идеологически невыдержаны — не характерен ли самый факт массового прихода к литературе (сотни! — а разве всех М. Горький мог учесть?!) представителей рабочих, крестьян, ремесленников, мелких тружеников? Не говорило ли это о том, что уже тогда, до революции, появился новый писатель, который пошел в литературу не из барских имений и «благородных пансионов», не из обеспеченных буржуазно-интеллигентских семей, а из окраинных рабочих подвалов, из грохота машин и молотов, из копоти фабричных труб, даже из взлелеянной капитализмом мерзости притонов или же — от сохи, от зеленых раздолий лугов и полей необъятной трудовой Руси? Не значило ли это, что из новых общественных слоев пришедший писатель должен был внести в литературу новый взгляд на жизнь и мир, новое мироощущение, новую психологию?

С победой же пролетариата в нашей стране порыв к культуре ранее лишенных возможности приобщиться к ней трудовых масс превзошел всякие предположения. Уже в первые годы революции, в условиях войны, голода, всяческих лишении, мы имели тысячи литературных кружков при фабриках, при воинских частях, при всевозможных клубах как в столицах и крупных центрах, так и в глухих уездных городишках, даже в деревнях; появились сотни, если не тысячи, новых писателей из пролетарских и близких к пролетариату трудовых слоев. В первые годы, правда, казалось, что крупных и значительных произведений эти новые писатели не пишут, но это только так казалось. Прошло 2—3 года, появилась возможность писать и печататься, и мы увидали, что молодая пролетарская литература сильна не только количественно, но что и качественно она стоит высоко—появилось не одно значительное художественное произведение, созданное в обстановке гражданских боев и изображающее их, — таковы произведения Неверова, Либединского, Гладкова, А. Малышкина, Фурманова, Новикова-Прибоя, С. Малашкина; таковы стихи Безыменского, Жарова, Уткина и мн. др.

Теперь, в условиях уже более спокойной жизни, мы можем наблюдать работы сотен пролетарских писателей, разбросанных по всему Союзу. Мы видим, как идет молодая поросль, заполняющая своими произведениями стенные газеты, проникающая в печать в качестве «рабкоров», «селькоров», «военкоров» и нет-нет да и выделяющая крупное дарование: талантливых пролетарских поэтов и беллетристов мы можем уже считать десятками. Быть может, не так долго ждать появления и пролетарских Пушкиных и Толстых.

* * *

Первое место среди наших пролетарских писателей принадлежит, без сомнения, Демьяну Бедному.

Обладая исключительным знанием и чутьем русского языка, будучи большим мастером стихотворной формы, он занимает совершенно исключительное положение в нашей литературе за последние 15 лет. Д. Бедный — единственный из наших поэтов, который более 15 лет стоит на своем посту, по его собственному выражению, как «пес сторожевой», служа интересам пролетариата, и чутко вглядывается в окружающее, отзываясь на все, что волнует пролетарские массы, — будет ли то борьба большевиков с царизмом и ликвидаторами в дореволюционные годы, или «богатырский бой» первой в мире рабоче-крестьянской Красной армии с ее врагами, наемниками мирового капитала, или кулацкие восстания; будут ли то мирные конференции, где впервые выступают советские «красные дипломаты», или изнанка «нэпа»; будет ли то эсеровский процесс или борьба с голодом и саранчой; будут ли то «мелкие» (а то и весьма не мелкие) «недостатки механизма» или даже отдельные газетные сообщения о достойных осмеяния и обличения фактах. Ничто не ускользает от пристального взора Демьяна Бедного. Если прочесть все его произведения в порядке появления их в свет, то получится в своем роде единственная, ни с чем не сравнимая история всей нашей общественно-политической жизни и революционно-партийной борьбы за последние полтора десятилетия, в сатирико-обличительном, большевистском, ленинском преломлении. И несомненно, будущий историк литературы нашей эпохи, а также и историк революции и историк партии отведут творчеству Д. Бедного почетное место.

«Ленинизм, — сказал недавно сам Д. Бедный (см. эпиграф), — он должен иметь не только политических, но и художественных своих выразителей». То, чего не мог, по вполне понятной скромности, сказать о себе сам Демьян, — скажем за него мы. Мы скажем, что не только «должен иметь», но уже имеет — в лице самого Д. Бедного, который неизменно всегда был глашатаем, рупором, проводником ленинских идей в массы.

Примкнув к большевизму, став ленинцем еще задолго до революции, в эпоху «Звезды» и «Правды» (1910—1914 гг.), Демьян Бедный уже тогда сыграл огромную роль в деле распространения большевизма. То, что писали в то время сам Владимир Ильич и его соратники, лишь с большим трудом могло доходить до масс; басни же Демьяна проникали всюду, были удобопонятны, занимательны, заучивались наизусть, быстрее доходили до ума и чувства даже самых малосознательных рабочих. Кроме того, и через цензуру, несмотря на всю ее строгость и придирчивость, все же легче удавалось протащить рассказ о каких-нибудь муравьях, рыбах или лошадях, чем простую газетную статью, прямо говорящую, о чем надо, и случалось, что нередко в демьяновских баснях проскальзывало такое, чего ни под каким другим соусом напечатать было нельзя. Еще значительнее роль Д. Бедного в первые годы революции. Д. Бедный в мастерском, остром, то язвительно-сатирическом, то гневно-обличительном, но всегда всем понятном стихе бросал ленинские идеи в массы, и они доходили до измученных голодом рабочих, до разоренных войной крестьян, до красноармейцев, до белогвардейских одураченных солдат, — и всегда бодрили, проясняли сознание, вразумляли.

Главная сила Демьяна всегда была и есть в том, что он умеет писать на языке, близком и понятном широчайшим массам рабочих и крестьян, умеет улавливать и выражать их чувства и мысли, всегда и неизменно служить их интересам. Если одною из существеннейших черт ленинизма мы считаем учение о пролетариате — вожде в крестьянской стране, учение о необходимости для рабочих привлечь на свою сторону беднейшее и среднее крестьянство, о необходимости двигаться вперед, ведя крестьянские массы за собой к социализму, учение о союзе города с деревней, — то мы можем сказать, что эта сторона ленинского учения нашла исключительно яркого выразителя в творчестве Д. Бедного.

Крестьянин по происхождению, прекрасно знающий народный язык и мужицкую психологию, но идеологически давно примкнувший к пролетариату, Д. Бедный как бы сам собою олицетворяет эту «смычку» рабочего с крестьянином. Как свой, как брат, как подлинный товарищ, умел он всегда подойти и к рабочему и к крестьянину и говорить сильно, смело, правдиво и понятно то, что нужно было и чего другой на его месте, пожалуй, не смог бы, не решился и не сумел бы сказать.

В упоминавшейся уже речи Д. Бедного перед делегатами пролетарских писателей он дал не мало ценных советов, как надо писать. Я приведу эти слова Демьяна, потому что они как нельзя лучше характеризуют его самою и показывают, как он сам всегда писал.

«Вы, пролетарские писатели, — говорил Д. Бедный, основоположники будущей нашей литературы, ни на один миг не должны забывать о вашем читателе, массовом, многомиллионном читателе, и о вашем взаимоотношении с ним. Только постоянно помня, для кого вы пишете и с какой целью пишете, вы будете знать, как писать и что писать. И вот тут-то я обращусь к тому "писанию", которое мною уже названо в печати "заветом Ленина"⁴. Этот завет вы должны всегда-всегда помнить, так как в нем — залог существования, роста и победы пролетарской литературы. Владимир Ильич в беседе с Кларой Цеткин сказал:

"Важно не то, что дает искусство нескольким сотням, даже нескольким тысячам общего количества населения, исчисляемого миллионами. Искусство принадлежит народу. Оно должно уходить своими глубочайшими корнями в самую толщу широких трудящихся масс. Оно должно быть понятно этими массами и любимо ими. Оно должно объединять чувство. мысль и волю этих масс, подымать их. Оно должно пробуждать в них художников и развивать их"».

Вот где, действительно, «словам тесно, а мыслям просторно». Где же, однако, тот секрет, зная который можно было бы достичь того, что говорит Ильич? Секрет простой. «Для этого, — говорит сам Ильич, — мы должны всегда иметь перед глазами рабочих и крестьян».

Кстати уж и об ораторстве. У нас многие, когда говорят в собраниях перед рабочими, то непременно «хочут свою образованность показать» и «закручивают» такие фразы, что и язык и мозги вывихнуть можно. Ленин же, как известно, говорил крайне просто. В чем же была сила и обаяние Ленинских речей? На это мы имеем тоже ответ самого Ленина:

«Я знаю только то, что когда я выступал "в качестве оратора", я все время думал о рабочих и крестьянах, как о своих слушателях. Я хотел, чтобы они меня поняли. Где бы ни говорил коммунист, он должен думать о массах, он должен говорить для них».

Владимир Ильич от своих читателей и слушателей, от рабочих и крестьян, получал то, что он им приносил: уважение, любовь и благодарность.

...Учитесь слушать, — говорил далее Д. Бедный, — «о учитесь и говорить так, чтобы вас слушали, писать так, чтобы вас читали. У вас должен быть "приятный выговор", голос, доходящий до читательского сердца. Вы должны "петь" так, чтобы сердце рабочего и крестьянина перед вами раскрылось»⁵.

Все эти советы, которые в качестве «некоего большевистского литературного протоиерея» Демьян счел нужным преподать в виде «благословения» и поучения съехавшимся со всех концов Союза делегатам пролетарских писателей, сам Демьян всегда в своем творчестве выполнял. Как и В.И. Ленин, он всегда помнил, для кого и с какой целью пишет; его писания всегда были понятны массам, любимы ими; они всегда объединяли чувство, мысль и волю масс, подымали их. Создавая свои произведения, Демьян всегда думал о рабочих и крестьянах. Он всегда умел слушать и умел писать так, чтобы его читали...

Не удивительно поэтому, что и популярностью Д. Бедный пользуется совершенно исключительной. Можно сказать без преувеличения, что Демьяна Бедного знают все, что едва ли найдется из современных русских писателей кто другой, который был бы так популярен. Его стихи читают люди самых разнообразных кругов, начиная от школьника в какой-нибудь захудалой деревушке в медвежьих углах СССР, начиная от рядового русского рабочего и красноармейца, до... Ллойд-Джорджа, которому Демьян писал недавно свои курьезные «ноты» и которому переводил их его секретарь. Конечно, не все читатели наслаждаются остроумным словцом, меткой, язвительной сатирой, отточенностью мысли Д. Бедного; многие — те, кого он колет не в бровь, а прямо в глаз, явные и тайные белогвардейцы, — со скрежетом зубовным читают его стихи и готовы были бы, вероятно, повесить его на первой осине.

Но зато те, для кого а от имени кого пишет Д. Бедный, — рабочие и крестьяне — не только читают его, но и платят ему «уважением, любовью и благодарностью».

Советуя пролетарским писателям иметь «приятный выговор», Д. Бедный вспомнил замечательную похвалу одного из бесчисленных своих читателей.⁶ Надо сказать, что Д. Бедный получает сотни писем от своих читателей⁷, и вот однажды в письме какого-то красноармейца попались ему следующие замечательные строки:

«Пропиши нам про ето, товарищ Демьян, нам про его пишут, и товарищ Колонтай писала тоже, да мы не дюжем понять. А ты напишешь — мы поймем, потому у тебя выговор приятный»⁸.

Из всех отзывов, которые когда-либо получал Д. Бедный, этот был для него, без сомнения, самым приятным и ценным. И он далеко не единственный. Совсем недавно, например, Д. Бедный получил поистине замечательное письмо от одного пионера, которое я приведу почти целиком. Пионер этот, «Гришка Решетников» из Буйска, решив, что поэту надо писать в стихах, начал свое письмо со стихотворения. Вот это письмо (без соблюдения почти отсутствующей в подлиннике пунктуации):

    «15/1 26. С. Буйск. В Москву.
  Вздравствуй, дяденька Демьян!
  Как ты поживаешь?
  Пишешь ли теперь сатиры,
  Кого просмехаешь?
Я люблю твои сатиры,
Я люблю их почитать,
Призадуматься над ними,
Хорошенько разобрать.
  Много нового открыли
И хорошего они.
  Мне Решетникову Гришке
Полюбилися они.

Вздравствуйте тов. Демьян!

Я не знаю вас лично, а только понаслышке да по вашим басням. Не знал я вас до сегодняшнего дня даже по книгам, а знали только потому, что декламировали басни Демьяна Бедного: "Воробей и мышь", "Усы да борода", "Звонок", "Дохлую кобылу" и т. д.

Но сегодня мне пришлось прочитать про вас кое-что, и я узнал, что вы живете в Москве и пишете свои басни. Я всегда завидовал Демьяну Бедному, а сегодня узнал, что он жив.

Я всегда радуюсь, когда прочитаю новую басню Демьяна Бедного, в которой он просмеивает какого-нибудь толстопузого хомяка. И люблю я Демьяна за то, что он платит буржуям своим словом за смерть моего революционера-брата, погибшего от их поганой руки...

Досвидания: пионер Гришка Решетников.
Мой адрес...»

Вот в этом-то и разгадка великого значения Демьяна! Миллионы таких «Гришек» читают его, любят и радуются, когда он «просмеивает какого-нибудь толстопузого хомяка», ценят за то, что он «платит буржуям своим словом» за смерть наших товарищей, погибших «от их поганой руки»; считают своим потому, что Демьян думает и говорит за эти миллионы Гришек.

О любви к Д. Бедному и о влиянии его стихов на рабоче-крестьянские массы существует немало рассказов. Тот же Л. Сосновский сообщает, например, о следующем случае:

«Мы были на Калужской крестьянской губернской конференции. Конференция собралась сердитая, президиум колючий, ядовитый. Когда об явили, что присутствует Демьян Бедный, разом лица мужиков просветлели:

— Дать вне очереди слово для доклада!

А самый, сердитый и колючий из президиума нежно жал в кулуарах руку Демьяну и... норовил поцеловать ту самую руку мужика-поэта, которая писала известные всей стране стихи». (Тот же фельетон)⁹

Огромное впечатление производили стихи Д Бедного на фронте, в боевой обстановке. Демьян объездил чуть ли не все фронты в эпоху гражданских битв и в нужный момент умел воодушевить наших красных бойцов смелой, подбадривающей песней, остроумной насмешкой над врагом, призывом к исполнению долга, самым своим присутствием. В один из наиболее горячих моментов центр нашел нужным отозвать Демьяна, находившегося на колчаковском фронте под Казанью, но этому воспротивился тов. Л.Д. Троцкий, расценивая Д. Бедного, как боевую силу.

«Вот ответ тов. Троцкого, рассказывает об этом случае Л. Сосновский (тот же фельетон), из-под Казани товарищу Свердлову, который, как бережливый хозяин, беспокоится, достаточно ли обережен на фронте Демьян Бедный от роковых случайностей, и не пора ли его вернуть в Москву:

"Демьян Бедный в безопасности. Его стихи сыграют здесь большую роль и могут нам заменить хорошую дивизию¹⁰. При этих условиях очень настаиваю на том, чтобы вы не отвлекли тов. Демьяна отсюда в течение некоторого времени, достаточного для того, чтобы он обогатил наши боевые средства¹¹ рядом своих произведений. Приму с своей стороны все меры, чтобы возвратить его в Москву в кратчайший срок и к полной сохранности. 8 сентября 1918 года. Троцкий"».

О действии стихов Д. Бедного во время боев передают почти легендарные рассказы.

«В целом ряде писем читатели, — говорит т. Сосновский в другом месте, — приводят случаи из жизни, когда стихи Д. Бедного, прочитанные на фронте, делали львами тех, кто только что был уставшим, потерявшим веру в победу бойцом. Один фронтовик рассказывает в письме, как во время отступления с Урала безнадежность охватывала многих, как начинались самоубийства среди отчаявшихся и как свежая книжечка со стихами поэта переродила бойцов.»¹²

«Во время наступления на Белую Церковь, где засели петлюровцы, красноармейцы, лишенные артиллерийской поддержки, заколебались, — рассказывает Л. Войтоловский. — По словам военкома, из рядов наступавшего полка вышел молодой красноармеец и стал декламировать красноармейцам "Коммунистическую Марсельезу" Демьяна Бедного. Чтение повторялось несколько раз. Солдаты воодушевились и двинулись в бой. Я не знаю фактической подкладки этого эпизода, — замечает критик, — но интересен он сам по себе, даже, как сказка, как легенда. Кто другой из русских писателей мог дать повод для возникновения такой легенды? Чьи песни пользуются таким неудержимым, широким захватом? Чье другое литературное имя достигло такой громадной популярности в массах».¹³

«Действуют» стихи Д. Бедного и в мирной обстановке. Один корреспондент т. Сосновского пишет ему,

«как в глухой деревне мужики не хотели сдавать хлеб государству и как настроение нарастало. Стоило прочесть на сходе пару (?) стихов Д.Б., как стена враждебности упала и настроение резко изменилось. Крестьяне спокойно выполнили свой долг».

Действуют стихи Демьяна даже и как... лекарство:

«Одна фронтовая сестра милосердия (красная) полуграмотными каракулями пишет мне, — рассказывает далее Л. Сосновский, — что в госпитале ей приходилось читать больным и раненым красноармейцам стихи Д.Б., и иногда слышались такие речи:

— Сестрица, брось ты эти лекарства... Почитай мне Демьяна, мне лучше будет, чем от твоих лекарств»...¹⁴

Но особо любопытны рассказы об агитационном воздействии демьяновских стихотворений на белых:

«Во время наступления Юденича на Петроград (почему не на Петербург? — Н.Ф.) белыми был занят один городок, — пишет т. Сосновский. — При отступлении оттуда красные оставили — случайно или намеренно — граммофон с пластинками песенок Д. Бедного. Солдаты Юденича добрались до пластинок и..., вместо того, чтобы с негодованием разбить их или выдать начальству, устроили подпольным большевистский агитпункт. Завесили шинелями окна, поставили часовых на улице, чтобы внезапно не нагрянули офицеры, и наслаждались запретной музыкой и поэзией. А граммофон хриплым басом поучал:

Все — в ряды большевиков!
Собирай всех батраков!
    Эх-ма!
Собирай всех батраков!
Напирай на кулаков!
    Эх-ма!

Само собою разумеется, наслушавшись такой поэзии, солдаты не могли особенно пылать желанием положить животы за "веру, царя и отечество" под белыми знаменами» (Там же).

В другом месте Л. Сосновский передает еще более любопытный случай, показывающий, что не только «нижние чины» белых армий, т. е. обманутые рабочие и крестьяне, оказывались падки на агитацию Демьяна, но даже и более «высококвалифицированные» слои белых войск, вплоть до части офицерства, по-видимому.

«Не все, например, знают курьезный факт, — говорит т. Сосновский: стихотворение, высмеивающее грузинских правителей-меньшевиков — "Гулимджан" — было штабом одной нашей армии передано по радио в меньшевистский Тифлис. Оттуда получили по радио ответ радио-телеграфистов: "Гулимджан получили, пьем здоровье Демьяна Бедного". Это из неприятельской столицы-то! Впоследствии мы узнали, что песенка Демьяна гуляла по рукам по всей Грузии». (Упоминается фельетон в «Правде»; ср. т. III Собр. соч. Д. Бедного, ГИЗ, стр. 118).

К. Еремеев в статье «Демьян Бедный — боец революции» приводит текст следующей любопытной резолюции, которую приняли белогвардейские солдаты, разумеется, тайком от своего начальства, прочитав разбросанные нашим аэропланом листовки со стихами Д. Бедного — «Обманутым братьям»:

«Прочитав послание Демьяна Бедного к обманутым братьям, мы, солдаты добровольческой белой армии, присоединяемся к слову Демьяна Бедного и не желаем больше воевать против своих же братьев — рабочих и крестьян, н постановляем: сдаться красным войскам в плен и просить прощения как у рабочих, так и у крестьян. А желаем мы загладить свою вину и будем биться с офицерами и кадетами до последней капли крови под руководством вождя — тов. Троцкого».¹⁵

Число подобных рассказов можно было бы увеличить, вероятно, до бесконечности, но и приведенных более чем достаточно, чтобы убедиться в совершенно исключительном, поистине колоссальном влиянии Демьяна Бедного на самые широчайшие массы трудящихся.¹⁶

Больше, чем кто бы то ни было, Д. Бедный заслуживает названия народного поэта — в самом лучшем и подлинном смысле этого слова.

Прекрасно владея русской народной речью, с детства, из первоисточника знающий подлинную народную поэзию, Д. Бедный впоследствии не раз пополнял свои знания, изучая записанные сокровища народных былин, песен, сказок, пословиц, частушек и черпая все новые и новые богатства русского народного языка из таких трудов, как, например, известный словарь Даля, который всегда лежит у Демьяна под рукой в его рабочем кабинете.

Произведения народно-поэтического творчества Д. Бедный ставит очень высоко и считает их одним из главных источников, которые должны питать «вдохновение» всякого пролетарского поэта. Свою речь к пролетарским писателям Д. Бедный закончил таким прекрасным призывом—учиться у народа:

«Народ сам — великий творец, сам он — глубокий выразитель своих раздумий, сам он — коллективный создатель гениальных песен. Подойдите к нему — с уважением, слушайте его — любовно и уносите воспринятое от него с благодарностью. И тогда вы сами за свои песни будете иметь народную любовь, уважение и благодарность.

Не пренебрегайте формами народного творчества. Они, как я сказал, бывают гениальны».

* * *

Исключительное значение Д. Бедного, как поэта-агитатора, как проводника ленинских идей, выдающуюся роль его в истории нашей революции в настоящее время признают все, даже представители не пролетарской и не марксистской критики.¹⁷

Но далеко не все правильно оценивают Д. Бедного, как настоящего поэта-художника. Нередко можно встретить отношение к его стихам, как к газетному фельетону, который можно прочесть с пользой и удовольствием, чтобы после уже о нем никогда не вспоминать.

Конечно, Демьян Бедный преимущественно газетный работник. Он и сам обычно называет свои стихи «фельетонами». У него в книжном шкапу хранится большой сверток газетных вырезок его стихотворений с надписью: «Довлеет дневи злоба его». И действительно, многие стихи Демьяна Бедного пишутся «на злобу дня», отражают «текущий момент». Присяжный сатирик, «человек казенный» (он сам иногда в шутку так себя называет), Демьян Бедный нередко как бы «приносит себя в жертву»; как верный солдат революции, он часто пишет не о том, к чему влечет его капризное «вдохновение», а о том, о чем надо писать, чего требуют момент и партия. И в этом его великая заслуга. Это делает его единственным, незаменимым, ни с кем несравнимым пролетарским поэтом, поэтом-коммунистом.

Но сильно ошибется тот, кто подумает, что эти написанные на «злобу дня» стишки и басни теряют свое значение через несколько дней, месяцев или лет. Конечно, есть у Демьяна Бедного немало стихов незначительных, случайных, возникших по какому-нибудь сравнительно пустяковому поводу, но большинство его произведений не таковы.

Уже один тот факт, что собранные вместе в последовательном порядке стихи Демьяна (включая даже и относительно слабые) дают живую к яркую своеобразную историю последних 15 лет, — как это отмечалось выше, — много говорит за себя. Но, кроме того, для всякого непредубежденного человека ясно, что Д. Бедный — большой мастер своею искусства. Нередко задаваемый вопрос: поэт Д. Бедный или не поэт¹⁸, говорит лишь о недиалектическом подходе к оценке Демьяна.

Что значит — «поэт вообще»? Это — чисто абстрактное, лишенное всякого конкретного содержания понятие. Если под «поэтом» понимать исключительно так называемых представителей «чистого искусства», «певцов звуков сладких и молитв», или, говоря более просто, — лириков, слагающих красивые, изящные стихотворения, полные тонких настроений и интимных эмоций, то, во-первых, надо сказать, что в нашу классовую эпоху такие поэты могут появляться лишь среди аристократических, привилегированных, представителей угнетательского меньшинства или выходить из рядов оторванных от трудовых масс одиночек. Во-вторых, при таком толковании понятия «поэт» мы не имели бы права считать «поэтами» ни, скажем, Грибоедова, ни Крылова, ни Некрасова. Ведь «звуков сладких и молитв» мы у них не найдем в той же мере, как и у Д. Бедного¹⁹.

«Поэтов вообще» не бывает. Бывают поэты разных типов. Бывают поэты-лирики, певцы тонких эмоций, бывают поэты-обличители, стремящиеся «глаголом жечь сердца людей», бывают поэты-сатирики, агитаторы. Бывают поэты, замкнутые в себе, пишущие для узкого круга привилегированного меньшинства; бывают поэты-граждане, которые пишут для масс, которые сознательно становятся орудием трудовых классов, в служении им видят свой долг.

Демьян Бедный — поэт-сатирик, поэт-обличитель, поэт-пропагандист, поэт-гражданин — в лучшем смысле этого слова. Как Некрасов главным своим делом считал пропаганду дорогих ему идей, вопросам же красоты, изящества, формы и т. п. отводил второстепенное значение (но отнюдь не пренебрегал ими), считая себя прежде всего поэтом-гражданином, так и Демьян. Главным своим делом он считает пропаганду идей ленинизма; вопросы формы отступают для него на второй план; он никогда не станет писать стихотворения только из-за того, чтобы оно было красиво, звучно, удовлетворяло бы каким-нибудь исключительно эстетическим заданиям. Мастерство для него не цель, а средство. Но это вовсе не значит, что он считает возможным обходиться без мастерства и на форму, на отделку своих стихов, не обращает никакого внимания.

Совершенно напрасно поэтому наши враги (порою же и не враги, а не в меру зараженные «эстетизмом» товарищи) стараются «унизить» Демьяна Бедного, презрительно называя его «газетным фельетонистом», «борзописцем» на злобы дня, а стихи его — «рифмованной агитацией». Да, стихи Демьяна Бедного — агитационны, но в этом отношении он идет по стопам лучших своих предшественников, наших великих и славных поэтов. Писать на злобу дня, бросать возмущенные, сатирические выпады или сеять легкие шутки, эпиграммы, отзываться на волнующие вопросы современности, вести поэтическую агитацию, — этого не гнушались и величайшие наши поэты. Так поступали и Пушкин, и Грибоедов, и Крылов, и Лермонтов, и Некрасов, и Ал. Толстой и многие другие. Их заветам верен и Демьян Бедный. Только он ведет свою линию четко и прямо, не отклоняясь в сторону, тогда как те, старые поэты, лишь часть своих сил посвящали политической сатире.

Нашу старую классическую поэзию Д. Бедный прекрасно знает и любит. Он на ней воспитался. Поэтому он никогда особенно и не стремился к стихотворным новшествам и оригинальничанью. Он всегда писал, как хороший ученик классической литературы, как продолжатель ее лучших заветов — заветов Некрасова, Лермонтова, Крылова, Пушкина. Это признают даже люди, далекие по своему художественному миросозерцанию от Д. Бедного и прославившиеся в качестве тонких ценителей поэзии. Например, один из крупнейших представителей сейчас уже ушедшей в прошлое символической школы, известный поэт Вячеслав Иванов, как-то в личной беседе сказал Демьяну Бедному: «Вы — единственный, кто владеет в настоящее время тайнами пушкинского стиха; только зачем вы этим стихом расписываете заборы?» Для миросозерцания В. Иванова, мистика-эллиниста и символиста-эстета, крайне характерно это отношение к поэтической агитации, как к «расписыванию заборов», но нам очень ценно мнение этого одного из самых тонких ценителей поэтического искусства и одного из лучших знатоков и мастеров русского стиха. В том же, что Демьян Бедный, по выражению Вяч. Иванова, своим прекрасным стихом «расписывает заборы», мы также видим одну из заслуг нашего поэта, стихи которого часто действуют, как заборный плакат, как простой и яркий призыв, всем доступный и понятный.

Метко охарактеризовав в одном из своих программных стихотворений чуждою нам изысканность буржуазной поэзии и призывая к борьбе за ленинскую простоту в литературе, сам Д. Бедный говорит о себе:

    Что до меня, то я позиций не сдаю,
  На чем стоял, на том стою,
И, не прельщаяся обманной красотою,
Я закаляю речь, живую речь свою.
Суровой ясностью и честной простотою.
    Мне не пристал нагульный шик:
Мои читатели — рабочий и мужик.
И пусть там всякие разводят вавилоны
Литературные советские «салоны»,
Их лже-эстетике грош ломаный цена.
Не даром же прошли великие циклоны,
Народный океан взбурлившие до дна!
Моих читателей сочти: их миллионы.
И с ними у меня «эстетика» одна!

      («О соловье»)

Никто не сможет также отрицать и большого мастерства Д. Бедного в области форм и стихотворной техники. Он великолепно владеет самыми разнообразными стихотворными стилями и формами, начиная от гениально-простого стиля и ритма пушкинских сказок, от народной частушки или характерного вольного народного «сказа», до суровых дантовских терцин, или изящных стансов, или стройного александрийского стиха. Порою Демьян Бедный пишет, словно выкованные, строки, напоминающие пушкинские или лермонтовские. Если бы он дал себе волю, из него мог бы выйти первоклассный лирический поэт...

Но главная сила Демьяна Бедного, конечно, в его язвительной сатире, в его юморе. Тут он прямой наследник наших славных сатириков — Ал. Толстого, Гоголя, Грибоедова и особенно — Крылова.

После великого баснописца почти никто не отваживался писать басни. Демьяну Бедному блестяще удалось воскресить и обновить этот, казалось, уже отживший, жанр. Правда, басни Демьяна не дают материала для таких широчайших обобщений, как крыловские, так как они обычно пишутся на какой-нибудь определенный случай, но по литературному мастерству, по народности языка, по меткости речи — они часто не уступают и крыловским.

Характеризует Демьяна-мастера и то, что он никогда не удовлетворяется достигнутыми результатами, не застывает на определенной форме, а всегда переходит от одной любимой формы к другой, ища наиболее соответствующую настроениям каждого данного момента. Начав с гражданской лирики в стиле Некрасова, Надсона и П.Я.²⁰, Д. Бедный скоро переходит к форме крыловских басен, которые почти исключительно и пишет в предреволюционные годы. Затем любимой его формой становится правильный четырехстопный хорей (ритм «Конька-Горбунка» Ершова и пушкинских сказок), перемежающийся иногда с народной частушкой и плясовой песней. В последние годы Д. Бедный особенно облюбовал форму вольного народного сказа с парными взаимнорифмующимися строками, — того типа, который блестяще был применен Пушкиным в «Сказке о попе и его работнике Балде».²¹

Но если бы мы, отмечая связь Д. Бедного с его предшественниками, с классическим пушкинским стихом, с крыловской басней, сделали бы из этого вывод, что Д. Бедный только старательный ученик, только подражатель, — мы бы совершили огромную ошибку. Уже самое приспособление старых форм к новому содержанию, например, формы крыловской басни к теме о пролетарской борьбе, является большим новшеством. Кроме того, надо иметь в виду, что у Д. Бедного нет и следа крыловского классицизма. Демьяновская басня — чисто народная. С исключительным мастерством пользуется Демьян новыми, возникающими в революционном потоке, словами, понятиями, сокращениями и впервые вводит их в литературный обиход. Умеет Д. Бедный и создавать новые слова. Указать хотя бы на такое распространенное теперь (и незаменимое никаким другим) слово, как «нэпман», которое было «сочинено» Д. Бедным. Крупной заслугой Д. Бедного является и создание особой формы большой сатирической народной поэмы (таковы его «Царь Андрон», «Новый завет»), ранее почти не встречавшейся в русской литературе. Нельзя сказать, чтобы Д. Бедный был чужд и новых утонченных приемов поэтического мастерства. Например, в одном из лучших своих произведений, в написанной к 5-й годовщине Октябрьской революции поэме «Главная улица», он мастерски передает самую ритмику победоносного шествия масс и прибегает к очень характерной и выразительной «живописи» звуками. Такие стихотворения, как «Клятва Займет», «Когда же он проснется» и некоторые другие, могут удовлетворить самого требовательного критика-эстета.

Рассмотрению вопроса о поэтическом мастерстве Д. Бедного, о его творческих приемах, о демьяновском языке можно было бы посвятить обширное исследование, и я нисколько не сомневаюсь, что недалеко то время, когда такие исследования будут написаны и навсегда заставят замолчать скептиков, ломающих головы над вопросом: «поэт Д. Бедный или не поэт».

В настоящей работе, ставящей главной своей целью выяснение общественной значимости творчества Д. Бедного, я не считаю возможным более подробно останавливаться на вопросах формально-стилистических и перехожу к очерку жизни Д. Бедного и к рассмотрению его творчества со стороны содержания.

Примечания

1. «Правда» или «Известия ЦИК СССР», 1925 г., № от 1 июля.

2. См. хотя бы проект резолюции о пролетарской культуре, написанный В.И. Лениным в окт. 1920 г. («Красная Новь», 1926 г., № 3, стр. 225—226). Подробнее о взглядах Ленина на пролетарскую культуру и литературу я говорю в подготовляемом к печати сборнике статей: «За марксизм и ленинизм в литературе».

3. Формула, принятая на первом международном совещании пролетарских писателей (см. «Известия ЦИК СССР», 1924, № от 12/VII) и вошедшая в декларацию Всесоюзной Ассоциации Пролетарских писателей (ВАПП).

4. М. Горький — «О писателях-самоучках». Петроград. 1915 г.

5. Имеется ввиду стихотворение «О соловье» («Жизнь», 1924, № 1, стр. 343—348), перед которым в виде эпиграфа Д. Бедный помещает «Завет Ленина», составленный на основании воспоминаний т. Клары Цеткин.

6. «Правда», 1925, № 12, от 15 января. Набранное курсивом выделено в оригинале.

7. Л. Сосновский в своем фельетоне «Прошу слова к порядку. Об одном поэте» («Правда», 1923, № 51 от 7 марта) делает следующий любопытный подсчет читателям Д. Бедного: «в Красной армии в 1919 г. было около 5 000 000 человек, взятых из 10 000 000 дворов (происхождение этой удвоенной цифры не совсем ясно — Н.Ф.) и заводов. Не было почти ни одного красноармейца, который не читал или не слыхал чтения стихов Д. Бедного. Все они теперь вернулись домой. О заводах я и не говорю. Там Д. Бедного читали чуть не поголовно... По приблизительным подсчетам, книжки Д. Бедного разошлись в 5 000 000 экземпляров. Сюда не входят отдельные листовки, не входят и газеты. А, ведь, каждое напечатанное в "Бедноте" стихотворение расходилось (до нэпа) в 500 000 экземпляров. Да еще "Правда", "Красная Газета" и др. Большие миллионы читателей имел он в России. Больше этого не имел, пожалуй, читателей (особенно при жизни) ни один поэт в мире». Расчеты т. Сосновского не преувеличены. В настоящее время тираж одной «Правды», где обычно печатаются все новые стихотворения Д. Бедного, превышает 500 т. экз. Без преувеличения можно сказать, что читает Д. Бедного вся грамотная Россия, все читающие по-русски в СССР и многие даже за пределами его, куда доходит печатное советское слово.

8. Эти письма представляют, без сомнения, ценнейший документ. Л. Сосновский заявлял как-то печатно, что на основании их он готовит книгу о читателях Д. Бедного. К сожалению, до сих пор эта книга в свет не появилась.

9. Беру эту цитату из статьи Л. Войтоловского: «Демьян Бедный, критический очерк». — Собр. соч. Д. Бедного в I т. Изд. «Крокодил». М., 1923, стр. XLVII. К сожалению, цитата, по-видимому, не точная, так как Л. Сосновский в упомянутом выше фельетоне приводит ее в иной редакции: «Читаем мы разные книги и газеты, да плохо понимаем. А у тебя, Демьяша, выговор приятный»...

10. Ср.: П.С. Коган «Литература этих лет. 1917 1923 гг.» Ив.-Возн., 1924, стр. 23.

11. Подчеркнуто мною. — Н.Ф.

12. Л. Сосновский — «Первый пролетарский поэт — Демьян Бедный», — «На посту», 1923, № 1, столб. 125.

13. Упомянутая статья Л. Войтоловского в Собр. сочинений Д. Бедного, изд. «Крокодила», стр. XLVII. Что касается самого факта, сообщаемого т. Войтоловским, то в нем, думается, ничего невероятного нет: «Коммунистическая Марсельеза» Д. Бедного — стихотворение очень сильное и, будучи прочитана в соответствующей обстановке с должным настроением и пафосом, может, действительно, произвести потрясающий, почти гипнотический эффект. Надо лишь пожалеть, что это стихотворение почему-то не пользуется достаточной известностью; мне, например, не доводилось слышать, чтобы где-нибудь пелась «Марсельеза» на демьяновские слова.

14. Л. Сосновский, упомянутая статья в «На посту», столб. 126.

15. Собр. соч. Д. Бедного. Изд. «Крокодил», стр. XXXI.

16. Небезынтересно отметить, что Д. Бедный столь крепко вошол в народный быт, что редкий писатель, изображая современную деревню, может не у помянуть о нем. Так, С. Есенин, описывая свои впечатления от посещения родной, рязанской, деревушки, замечает:

С горы идет крестьянский комсомол
И под гармонику, наяривая рьяно.
Поет агитки Бедного Демьяна.

Р. Акульшин в заметках «О чем шепчет деревня» рассказывает: «Дяде Митрию 60 лет — у него лохматые волосы и очки, неуклюже прилепившиеся к худощавому носу. У дяди Митрия изумительная память; он знает с полсотни стихов Демьяна Бедного...» («Красная Новь», 1925 г., кн. 2, стр. 244) и т. д. Исключительно широкое распространение произведений Д. Бедного отмечают и ученые исследователи деревенского быта. «Когда слушаешь сказки и частушки, пишет, например, Ю.М. Соколов, известный фольклорист и этнограф ("Жизнь", 1924, № 1, статья "Что поет и рассказывает деревня", стр. 301), — понятным (ой?) становится большая популярность, которой пользуются сатирические произведения Демьяна Бедного. Беспристрастные наблюдения этнографа подтверждают этот факт. Во многих деревнях приходилось встречать крестьян, наизусть читающих отрывки из Демьяна».

17. Напр., В. Львов-Рогачевский, известный литературный критик, ранее не замечавший Д. Бедного, в 3-м изд. своей «Новейшей русской литературы» (М.—Л., 1925) не мог не посвятить ему отдельной главы (правда, всего в две с четвертью странички), в которой заявляет, что «как сатирик, Демьян Бедный не знает себе равного в революционной партийной литературе». Столь же снисходительное признание вынуждена была дать Д. Бедному и Евдоксия Никитина в своем обзоре современной поэзии («Поэты и направления» — сборн. «Свиток», № 3, М.—Л., 1924, стр. 129—130). Не считая, очевидно, Д. Бедного достойным быть в числе пролетарских поэтов, Е. Никитина пишет: «Среди поэтов агитационного типа первое место бесспорно принадлежит Д. Бедному, еще до революции писавшему острые сатиры в форме басен... Острые и всегда остро-современные его сатиры — явно публицистического типа и известны в достаточной мере всей России».

18. С такой постановкой вопроса мне, например, приходилось сталкиваться на моих университетских семинариях по новейшей русской литературе при обсуждении рефератов о Д. Бедном. Некоторые товарищи студенты упорно пытались доказывать, что Д. Бедный, при всех его несомненных заслугах, как агитатора, сатирика — «не поэт».

19. Если же под словом «поэт» понимать лишь таких всеобъемлющих мировых гениев, как Пушкин, Гете, Байрон и немногие другие, им подобные, то в среду таких поэтов Д. Бедного, конечно, не включишь, как не включишь и сотен других очень крупных и значительных поэтов. Но такое сужение понятия «поэт» было бы совершенно произвольным и ни на чем не основа иным. Д. Бедный вовсе не нуждается в каком-либо сравнении его с другими поэтами (можно говорить лишь о преемственности). У Демьяна свое место, своя роль, которой до сих пор еще не было ни у кого из наших поэтов. И это надо понять. Мы можем вполне объективно оценивать его общественное значение и его литературное мастерство, не сравнивая его с мировыми гениями.

20. П. Мельшин-Якубович, в свое время очень известный гражданский поэт, писавший под инициалами «П.Я».

21. Сейчас, когда печатается эта книга (сентябрь—октябрь 1926 г.), Д. Бедный вновь обратился для маленьких сатирических стихотворений к прекрасно ему удающемуся, легкому пушкинскому хорею.

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница