А.Г. Цейтлин. «Демьян Бедный»

Литературная энциклопедия: В 11 т. — [М.], 1929—1939.

Бедный Демьян [1883—] — псевдоним современного поэта Ефима Алексеевича Придворова. Родился в семье крестьянина Херсонской губернии, служившего в Елизаветграде церковным сторожем. Своё детство Бедный яркими красками описал в автобиографии: «Жили мы вдвоём в подвальной каморке на десятирублёвое отцовское жалованье. Мать с нами жила редкими временами, и чем эти времена случались реже, тем это для меня было приятнее, потому что обращение со мной со стороны матери было на редкость зверское. С семи лет и до тринадцати мне пришлось вытерпеть каторжную совместную жизнь с матерью в деревне у деда Софрона, удивительно душевного старика, любившего и жалевшего меня очень. Что касается матери, то если я остался жильцом на этом свете, она менее всего в этом повинна. Держала она меня в чёрном теле и била смертным боем. Под конец я стал помышлять о бегстве из дому и упивался церковно-монашеской книгой «Путь ко спасению»». Тринадцати лет Бедный был отдан в киевскую военно-фельдшерскую школу. Двадцати одного года [1904] поступил на историко-филологический факультет петербургского университета. «После четырёх лет новой жизни, новых встреч и новых впечатлений, после ошеломительной для меня революции 1905—1906 и ещё более ошеломительной реакции последующих лет я растерял всё, на чём зиждилось моё обывательски благонамеренное настроение. В 1909 я стал печататься в Короленковском «Русском богатстве» и очень близко сошёлся с известным поэтом-народовольцем П.Ф. Якубовичем-Мельшиным... Дав уже раньше значительный уклон в сторону марксизма, в 1911 я стал печататься в большевистской — славной памяти — «Звезде». Мои перепутья сходились к одной дороге. Идейная сумятица кончалась... С 1912 жизнь моя — как струнка... То, что не связано непосредственно с моей агитационно-литературной работой, не имеет особого интереса и значения». Впервые выступил 7/20 мая 1911 на страницах «Звезды». Начав в следующем году своё сотрудничество в «Современном мире», Бедный превращается в присяжного фельетониста большевистской прессы. Огромное большинство его произведений впервые появляется на страницах «Звезды», «Правды», «Бедноты», «Известий ВЦИКа». В 1913 выпускается первый сборник его «Басен».

Эпоха гражданских войн 1918—1920 создала исключительную популярность Бедному в широких массах рабочих и беднейшего крестьянства. В особенности большим успехом пользовалось его творчество в Красной армии. Неутомимый агитатор, «доблестный кавалерист слова», Бедный в 1923 был награждён орденом Красного знамени. В своей сопроводительной грамоте Президиум ВЦИКа отметил «особо выдающиеся и исключительные заслуги» Бедного, произведения которого, «простые и понятные каждому, а потому и необыкновенно сильные, — зажигали революционным огнём сердца трудящихся и укрепляли бодрость духа в труднейшие минуты борьбы».

На какой социальной основе выросло творчество Бедного, иначе говоря, каков классовый генезис его поэзии? Такой базой необходимо считать крестьянство. В этом нас убеждают не столько факты его биографии (сами по себе достаточно красноречивые), сколько вся устремлённость его творчества раннего периода. Своими темами, образами, выразительными и изобразительными средствами поэтической речи молодой поэт тесно связан с деревней, с бытом и мироощущением великорусского крестьянства. Это определение нуждается конечно в немедленном социологическом уточнении. Такие поэты, как Клюев или Клычков, с большой художественной силой закрепили в своём творчестве строй переживаний зажиточной, крестьянской верхушки. Бедный представляет диаметрально противоположную группу крестьянства — недостаточного, беднейшего, пролетаризующегося.

Центральным образом ранних произведений Бедного следует считать батрака, энергично борющегося с кулацким засильем. «Строчит урядник донесение: «— Так что Нееловских селян, ваш-бродь, на сходе в воскресенье мутил Демьян...»» («О Демьяне Бедном — мужике вредном», 1909). Путь демьяновского революционера обычен: «хватание за букварь, а после за листовки, тюремный курс за забастовки». Но примечательно, что этот «Товарищ Борода» — по своему происхождению — мужик, «взрощенный деревенским полем, обкочевавший все большие города», что в прошлом у него «десятки лет батрацкого скитания по экономиям помещиков былых». Поэт неоднократно разрабатывает образ молодого крестьянина, ушедшего в город, поступившего там на фабрику, участвовавшего в рабочем движении и возвратившегося в деревню для новой и упорной борьбы. Персонаж этот проходит через всё творчество Бедного, найдя себе законченное выражение в поэме «Мужики» [1918]. Пётр Костров вернулся из Питера в родную деревню, «перешёл, забыв завод, на крестьянский обиход». Завод не забыт им, разумеется: уроки пролетарской борьбы запомнились Петру навсегда, но это оружие Костров применяет в родной ему обстановке против «богатеев», сбивающих с толку деревенский люд.

Тематика молодого Демьяна отражает в себе психологические настроения этих бедняцких слоёв дореволюционной деревни. Сатирический показ сельских «мироедов» (старшина, урядник, лавочник, вообще кулак, помещик и поп), непримиримая рознь между ними и эксплоатируемым «народом», темнота деревни, её материальная бедность и социальная приниженность — все эти мотивы с неоспоримостью устанавливают батрацкий генезис демьяновской поэзии. Пред нами — художник «деревенского пролетариата, и если Пётр Костров воплощает в себе черты сельского революционера, борющегося тем оружием, владеть которым его научил фабричный город, то не менее аллегоричен и другой герой Бедного — деревенский дед, одетый в худые лохмотья — «в промокших дырявых онучах». Этот странник попадает в Пугачёвский комитет бедноты: «Над крышею крайней избушки кумачный полощется флаг». В комитете деда одевают в то, что ещё вчера было отобрано у деревенских «живоглотов». «Надевши тулуп без заплатки, вздохнул прослезившийся дед: — «До этого места, ребятки, я шёл ровно семьдесят лет»».

То, что Бедный вошёл в сознание читателей как рабочий поэт, ни в коей мере не противоречит всему сказанному выше. Бедный свободно перебрасывается в своём творчестве к рабочим мотивам и тем не менее остаётся поэтом деревенской бедноты. Батрак, выходящий на арену широкой социальной борьбы, воспринимает идеологию рабочего, за которым всё же остаётся политическое руководство. Нужно учесть также и то, что рабочий класс неослабно пополнял свои кадры именно в эти годы и именно из этого необъятного резервуара деревенского батрачества (1912—1914 — эпоха наивысшего расцвета русского капитализма). Выросшее на батрацком корню творчество Бедного впитало в себя затем «конгениальные» рабочие мотивы; это было предопределено всей ориентацией передовых слоёв его классовой группы. Характерно, что в песне деда Софрона: «Как я гряну во все сорок сороков, да сороков, как я крикну на Москве всех батраков, всех батраков» — мотивам рабочей революции придаются черты батрацкого восстания.

С годами диапазон творчества Бедного расширился, но батрацкая подоснова его стиля осталась неизменной. Это признал и сам поэт. Избрав себе на заре творчества псевдоним «Демьяна Бедного — мужика вредного», он неоднократно подчёркивал свою органическую связь с деревенским пролетариатом: «Мне родня всесоветская, мужики...», «Нету, братцы, у меня такого дня, чтоб я не думал о крестьянах...», «В печальных странствиях, в блужданиях по свету я сохранил себя природным мужиком...», «Вам, кровным братьям мужикам, для глаз — далёким, сердцу — близким, вам, горемыкам-беднякам, я поклонюсь поклоном низким. Вот, братцы, я, каков уж есть — мужик и сверху и с изнанки» (повесть «Красноармейцы») и т. д. В этих признаниях — глубокая социологическая правда. В литературу Бедный пришёл из деревни, и те батрацкие настроения, которыми наделила его классовая группа, определили собой его литературный стиль.

Свой путь Бедный начинает с гражданской поэзии. Первые опыты отмечены явными подражаниями Некрасову и Якубовичу. Но скоро поэт находит себя. От пессимистических самообличений он обращается к сатире. Объектами её служат душители рабочей печати («Звезда»), разные оттенки соглашательского меньшевизма («Муха»), либерализм («Кукушка»), третье-июньская дума («Притон»), черносотенство («Союзники») и пр. Но основной и характернейшей темой этого периода является классовая борьба в деревне. Перед читателем проходят эксплоататоры всех видов и мастей, данные в намеренно примитивном и обнажённом раккурсе. Тут и помещик-«народник», ищущий популярности у мужиков, но морщащийся, когда те заводят разговор о «землице». Тут и лавочник Мокей, который, пожертвовав на погоревших 50 рублей, стал затем чинить в своей лавке «дневной грабеж» («Мокеев дар»). Тут и Сысой Сысоич, «туз-лабазник», который «боялся упустить из рук барыш большой, перед иконою престольной в светлый праздник скорбел душой» («В церкви»). Им противостоит эксплоатируемая деревенская голытьба. Стражник Фаддей провоцирует поджог. «В огне погибли все достатки несчастных батраков», и в довершение всего их же обвинили в поджоге и «упекли в тюрьму». Но рисуя угнетённых, Бедный с особенным вниманием и сочувствием останавливается на протестантах, бунтарях. Таков бедняк Фока: «Аль наша память коротка? Аль мужики от бар когда добро видали? Проваливай отсель, собачий сын, пока тебе бока не обломали». Поэт констатирует усиление в деревне именно тех форм классовой борьбы, которыми так богат капиталистический город. «Над мужиком, над Еремеем, в деревне первым богатеем, стряслась беда: батрак от рук отбился, батрак Фома, кем Еремей всегда хвалился» («Хозяин и батрак»).

Жанры этого периода — сказка, фельетон и эпиграмма, а чаще всего — басня. Поэт пользуется этой сатирической формой, предоставляющей удобные возможности для замаскированного обличения. За Еремеем или Фокой цензору не видно представляемых ими классов; с другой стороны, непременный довесок басни — её «мораль» — даёт возможность настроить читательское восприятие в нужном направлении, подсказать ему разгадку авторской аллегории. Как и все мастера басни, Бедный охотно прибегал к использованию звериных личин. В хищном обжоре-кроте нетрудно было угадать кулака, образы мухи и паука были достаточно ясны по своей классовой принадлежности. Продолжая щедринское противопоставление щук — ершам, Бедный восклицал в конце басни:

«У щуки сила есть (к чему самообман?).
Опомнившись, она затеет новый план.
Ерши, вам надо ждать великой передряги,
Объединяйтеся, миляги».

Восприняв этот жанр от Крылова, Бедный насыщает его той революционной тематикой, которая отсутствовала у его предшественника. Мораль Крыловских басен, даже в наиболее обличительных местах, откровенно буржуазна; басни Бедного служат делу социальной революции. «Жил-был на свете клоп. И жил мужик Панкрат. Вот как-то довелось им встретиться случайно. Клоп рад был встрече чрезвычайно. Панкрат не слишком рад... Взобравшись ловко по обоям к Панкрату на рукав, клоп этаким героем уселся на руку и шарит хоботком. От злости наш Панкрат позеленел весь даже: «Ах, чорт, и ты туда же, кормиться мужиком». И со всего размаху хлоп дядя по клопу свободною рукой» (басня «Клоп»). Аллегория ясна; но учитывая, что неискушённый читатель может не понять её, Бедный спешит поставить все точки над і: «Сижу, ужасною догадкой потрясённый: ну что, как этот клоп казённый?»

Октябрьская революция ставит предел дальнейшему развитию демьяновской басни. Этот иносказательный жанр теряет свои права на существование в эпоху обострённейших гражданских войн. Центр тяжести поэзии Бедного перемещается на открытую, недвусмысленную сатиру. Своё внимание Демьян Бедный отдаёт «Денике-воину», «Кулаку Кулаковичу», «Иуденичу», «купцу Шкуродёрову и орловскому помещику Зубодробилову». Однако объектом её становится не только белогвардейщина, хотя в этой области Бедный создаёт ряд любопытных произведений (особенно удачен пародийный «Манифест барона Врангеля»). Внимание поэта привлекают: эмигранты, рыцари «ера» и «яти» (цикл «Выметенный сор»), западноевропейские социалисты (цикл «О пресмыкающихся»), объединившиеся против советской страны империалисты («Грабьинтерн»). Но всего шире распространяется антирелигиозная сатира. Ранние басни почти обходили церковь: их не пропустила бы цензура. С 1918 Бедный отдаёт этому жанру всё своё внимание. Осмеянию подвергаются сначала корыстные и сластолюбивые служители культа. Приблизительно с 1920, когда стихают военные бури, Бедный переходит к планомерной атаке самой религии. Отметим здесь особенно «Землю обетованную» (март 1920), в которой традиционный эпизод исхода евреев из Египта передаётся в плане снижения стиля и пародийной «руссификации» фабулы. «Расскажу я по-своему всей Рассее об Аароне и Моисее. Вот были мужики: настоящие большевики». Бедный применяет приёмы травестирования: за еврейской оболочкой скрывается русская действительность. В поэме действуют иудейские меньшевики и эсеры, Елдад и Модад, анархисты, спекулянты на манной крупе («манне небесной»), жандармы и даже бронированные колесницы! Всё это введено в рассказ не только в сатирических, но и в дидактических целях. «Но из библии всё ж почерпнём мы урок: пусть былые ошибки послужат нам впрок». «Если дрогнете вы, как евреи когда-то, слабость духа в беде обнаруживши ту же, ваш конец будет многим похуже». В «Новом завете без изъяна евангелиста Демьяна», написанном позднее [1925], Бедный пытался, точно придерживаясь канонических текстов Евангелия, «показать, что Иисус выглядит совсем иначе, чем принято изображать...

«Для большей жизненной убедительности я привлёк к делу многочисленных русских христов и христоносиц». Здесь, как и в «Земле обетованной», поэт снижает и пародирует высокий евангельский стиль: «Иоанн Предтеча» у него превращается в «Ивана Захарьича Иорданского», «Осип» ведёт «Марью» в Вифлеем «на регистрацию» и т. д. Пародируются не только евангельские образы, но и выспренняя лексика: «Аще кто ударит тебя по ланите, то-бишь на нынешнем языке звезданёт тебя по щеке...». В развитии антирелигиозной пропаганды эти демьяновские поэмы сыграли безусловно весьма значительную роль.

Следующим объектом его сатиры той поры является деревня. Поэт изображает уцелевшие в ней враждебные революции силы. «У кулака под вечер гости, попа распёрло от ухи... — Отец, ещё по рюмке, что ли? Кумышка ж право не плоха, — за гибель всей батрацкой голи! их-хи-хи-хи, ах-ха-ха-ха!» В целом ряде произведений Бедный разрабатывает одну и ту же сюжетную схему: деревня недовольна советской властью, но вот приходят белые, вводят там царские порядки, и крестьяне с восторгом встречают возвращающуюся Красную армию. Так построены: «Генерал Шкура», «Беседа деда Софрона», горькая дезертирская повесть «О Митьке-бегунце и об его конце» и в особенности «апокалиптическая поэма» «Царь Андрон».

Как ни широко раскидывается в эту пору сатира Бедного, ею не исчерпывается его творчество. Гражданская война, борьба с белогвардейщиной требовала от революции предельной мобилизации её моральных и физических ресурсов. От поэта, желавшего ускорить эти процессы, требовалось не только яростное отрицание отживающих форм жизни, но и глубокий революционный пафос. Что Бедный вступил на этот путь, достаточно красноречиво свидетельствуют заголовки его стихотворений: «Обманутым братьям в белогвардейские окопы», «Пора», «Защищайте Советы», «Ура, добьём Юденича», «На защиту Красного Питера» и т. д. Пафос этот облекается в различные поэтические формы. На первом плане высокая лирика:

«Враг опьянён безумною отвагой,
Идёт к концу неразрешённый спор,
В последний раз с дворянской тонкой шпагой
Скрестили мы наш боевой топор.
Пронзит ли враг нам сердце острой сталью,
Иль голова слетит с дворянских плеч?
От братских сил отрезаны мы далью,
А у врага нет сил для новых сеч.
В отчаяньи он всё на карту ставит,
Ему назад дорога отнята.
Вперёд, бойцы, и пусть змею раздавит
Железная рабочая пята!»

(«Набат», 1919)

С подобной агитацией поэт обращается к крестьянам: от того, с кем пойдут они, зависит исход революции и будущее деревенского «пахаря». «Убогие пахари, Фролы, Афоньки, вставайте! Решается ваша судьба: казацкие кони, казацкие кони крестьянские топчут хлеба» («За волю и хлеб», 1919). И когда приходит наконец победа, поэт приветствует «советского часового», — крестьянина, стоящего на страже наших границ. «Герой, принесший гибель змею, твоих имён не перечесть. Тебе, — Вавиле, Фалалею, Кузьме, Семёну, Еремею, слагаю стих я, как умею, и отдаю по форме честь».

Жанры эпохи гражданской войны необычайно разнородны. Здесь мы встречаем и патетическое воззвание, и примитивную, намеренно грубую «агитку». Марши и песни уживаются бок-о-бок с язвительными эпиграммами. Патетическая лирика неотрывна от сатирического эпоса. Все эти формы Бедного проникнуты единым и целостным устремлением. Разнообразие жанров обозначает лишь различие установок, многосложность заданий, стоявших перед поэтом восставшей и борющейся за своё существование революционной страны.

Окончание гражданской войны определяет наступление нового, третьего по счету, периода в творчестве Бедного, периода, который продолжается до наших дней. Изменившаяся обстановка требует новых тем. Строки демьяновских сатир посвящены возникновению и развитию нэпа («Эп», «В Спекуляндии»). На политической арене — новый враг — нэпман, расходящийся с партией только... в земельной программе: «вы в землю бы меня охотно закопали, а я бы вас!» («Пустяки разница»). Особо заслуживает здесь быть отмеченной мастерская поэма «Непград», написанная в форме дантовских терцин.

Начинается стремительное развитие фельетона, малой формы, отличительной чертой которой надо считать её злободневность. Бедный откликается на все события дня, к какой бы области они ни принадлежали. Он пишет фельетоны о мостовых без снега, о будильниках, вызванивающих царские гимны, о собачьей выставке, о хулиганстве, о фабричных прогулах и о «головешках», «дымящихся» во время партийных дискуссий. Окончив работу над большими полотнами гражданской войны, Бедный принимается за каждодневное, будничное производство фельетонов, которые по необходимости должны стать экспромтами. «Пригоняю к строчке строчку, чтоб вышло во-время и в точку. Наше время стремительно! — На призыв «будь готов» умей отзываться незамедлительно: «всегда готов» («Олимпа нет», «О литературном ремесле»).

Не следует думать однако, что фельетоны этого периода исключительно сатирические. В них часто вспыхивает прежний пафос. Говорит ли поэт о прекращении ввоза иностранного угля, напоминает ли о появившейся в Балтике английской эскадре, о том, что у нас «за каждым плугом и станком стоит советский военком», приветствует ли юбиляров, скорбит ли о смерти революционного деятеля — этот демьяновский пафос присутствует всегда. Особое место здесь попрежнему занимает деревня. В лубочной поэме «Шефы» (надписи к юбилейному плакату) изображены старые знакомые — деревенские поп и кулак в новой обстановке, отступающими и деморализованными. В поэме «Куриный брод» повествуется о том, как комсомольцы (им посвящена поэма) кладут конец взаимной вражде двух соседних деревень.

Необходимо остановиться здесь на двух формах: эпиграмме и раешнике, столь характерных для этого периода. Эпиграммам Бедного присуща не только их обычная сжатость и острота, но и неожиданная смена интонаций. Таковы например эпиграммы на «хлюста по женской части» — Чемберлена или на Керзона, поносящего Коминтерн:

«У буржуазии, на вид такой победной,
Есть очень грозный супостат.
Так хмурый лорд Керзон дал лестный аттестат
Организации зловредной.
* * *
Вреди, голубушка, вреди!
Работы много впереди!»

Не менее любопытен его раешник — рифмованный стих, свободный в числе слогов, количество которых меняется от пятнадцати до одного. Этой формой написано большинство фельетонов Бедного, в частности все дипломатические послания «Наркомнеудела». Раешник отвечает содержанию фельетона, облегчает разговорный язык автора. В эту достаточно свободную форму Бедный в изобилии вбрасывает прозаические цитаты — протоколы, сообщения газет, цитаты из старых, сто лет тому назад изданных книг и пр. Иногда цитата является эпиграфом фельетона, и тогда самый раешник развёртывает намеченную в ней схему. Но чаще она вводится в самый текст, который приобретает внешнюю растрёпанность. По сути дела здесь та же смена интонаций, что и в эпиграмме, но гораздо более усложнённая. Фельетон, построенный по этому принципу, приобретает все черты «разговора», как бы он ни был велик размером.

Мы восстановили главные вехи, по которым развивалась поэзия Бедного. Этапы её эволюции неотрывны от русского революционного движения. В дооктябрьскую пору господствует басня, в эпоху гражданской войны она уступает место сатирической поэме и патетической лирике. Последний период творчества отмечен расцветом фельетона. Смена жанров обусловлена своеобразием тех заданий, которые последовательно ставила перед Бедным действительность, и, обратно, по эволюции его творчества можно восстановить динамику последнего двадцатилетия.

В своей работе поэт использовал разнообразные формы классической поэзии. Здесь он снял обильную жатву с тем, чтобы употребить её для новых социальных целей. Сатирический лубок Бедного в основе своей имеет форму исторической песни и былины. «Выезжали три богатыря могучие, Вудро Вильсон, чудо заморское, Клемансо, парижский банкирский прихвостень и Ллойд-Джордж, приказчик купеческий». Но сюжетная схема былины преодолена: богатырей побеждает неведомая сила: «Исполать тебе, сила великая, защитница наша народная, наша храбрая Красная армия!» («Старая былина на новый лад»). Пушкинский мосье Трике превращается у Бедного во французского спекулянта при самарском правительстве. Стихотворение написано в размерах «Онегинской строфы», но в эту форму вкладывается новое классовое содержание:

«Напрасно ждёт Трике Жаннет:
Мы за неё дадим ответ
Чехо-словацкой подлой банде
В французских шорах и узде,
Белогвардейской всей орде,
Всей чёрной Дутовской команде.
Мы свой ответ мосье Трике
Дадим — с винтовкою в руке».

Стиль Бедного своеобразен. Он характеризуется намеренным примитивизмом образов (социальных «масок» попа, буржуя или батрака); почти полным устранением из повествования пейзажей (ни в сатирической, ни в патетической поэзии им места не находится); плакатной резкостью композиционных приёмов (любимейшим из них является противопоставление «старого» и «нового»; отсюда — позднейшие довески к ранним басням). Наконец, стиль Бедного характеризуется особым языком, «дерзким и колким», «без вывертов, без хитростей, без вычурных прикрас», языком, заимствовавшим из мужицкой речи крепкое словцо и острый образ. Вопрос о том, насколько художественна эта поэзия — праздный вопрос. У каждого класса своя эстетика. Класс, который говорил устами Демьяна, не выдвинул до сих пор большего художника, нежели Демьян. Тем самым его творчество приобретает особую значительность. Путь Демьяна — это путь поэта деревенской бедноты в эпоху пролетарской революции.

Библиография

I. Первое собр. сочин. Бедного вышло в 1923, в изд. «Крокодил», в одном томе, с вводными статьями К. Еремеева и Л. Войтоловского. В настоящее время Госиздатом заканчивается 13-томное собр. сочин. Вышло 12 тт. (М.—Л., 1926—1928) под ред. Л. Сосновского, Г. Лелевича и А. Ефремина, со вступит. статьями редакторов (тт. I, II и XI) и комментариями. Издание это мало удовлетворительно: в него не вошла проза Бедного, хронологический принцип размещения материала постоянно перебивается тематическим; явно недостаточны комментарии.

II. Из отдельных статей о Бедном отметим: Воронский А., «Красная новь», кн. 6, 1924; Войтоловский Л., «Печ. и рев.», кн. 4, 1925; Лелевич Г., «Молодая гвардия», кн. 9, 1925 и др. Отдельн. книги: Фатов Н.Н., Д. Бедный. М., 1922, 2-е дополн. изд.. М., 1926; Сперанский В., Д. Бедный. М., 1925; Войтоловский Л., Д. Бедный. М., 1925; Медведев П.Н., Д. Бедный. Л., 1925; Ефремин А., Д. Бедный на противоцерковном фронте. М., 1927 и др. Отдельн. главы посвящены Бедному в книгах: Троцкий, Л. Д., литература и революция, изд. 2-е. М., 1924; Коган П.С., литература этих лет, Ив.-Вознесенск, 1924 (и др. изд.); Львов-Рогачевский В.Л., Новейшая русская литература и др. Библиография отдельных изданий Бедного и всей критической литературы о нём — в библиографических указателях: Владиславлев И.В., Русские писатели. Л., 1924; Русская поэзия XX в. (Антология), ред. Ежова и Шамурина. М., 1925; Витман, Эттингер и Хаймович, Русская литература революционного десятилетия. М., 1926; Львов-Рогачевский В. и Мандельштам Р., Рабоче-крестьянские писатели. Л., 1926.

Релама

дополнительная информация здесь

• информация от партнеров здесь

• смотреть тут

Статистика